Избранные рассказы - [37]

— Это самые раскупаемые книги года.

Снова смотрю на витрину:

«Я, она и „пейкан“».

Мой друг поясняет:

— Это самый впечатляющий и захватывающий любовный роман последних лет. Выиграл приз — шесть «пейканов».

— Приз?!

— Да, университет, литературные журналы, прочая печать, Министерство культуры и все остальные премируют «пейканом».

Обходим универмаг:

«Мыло „Пейкан“ придает нежность вашим рукам!»

«Крем „Пейкан“ облегчает бритье!»

«Лезвия „Пейкан“ — вечны!»

«Ткань „Пейкан“ — самая дешевая, самая модная!»

«Туфли „Пейкан“ — современны и удобны!»

«С соусом „Пейкан“ пища становится вкуснее!»

Я прихожу в ужас от всех этих «пейканов». И одного из них было бы достаточно, чтобы продырявить мне печень. Вылетаю из магазина. Передо мной как из-под земли вырастает паренек:

— Спешите купить! Последние новости!

Покупаю газету, разворачиваю. На одной из страниц, там, где раньше помещали объявления, напечатано: «Самоубийства». Читаю подпись под фотографией:

«И теперь, когда мне наконец удалось покончить с собой, я прощаюсь со всеми родственниками, друзьями и знакомыми, с которыми мне по каким-либо причинам не довелось встретиться. Надеюсь, они вспомнят покойного добрым словом».

Подпись под другим снимком:

«В настоящее время, на пути к вечному покою, направляясь к модернизированной усыпальнице Ибн Бабуйе, заранее благодарю всех уважаемых сограждан за их участие в моих похоронах».

А вот еще:

«Выражаю свою признательность уважаемым служащим полиции, приложившим максимум стараний в деле моего самоубийства. Прошу по справедливости оценить и поощрить этих выполнивших до конца свой долг чиновников».

Поднимаю глаза на собеседника и в каком-то странном оцепенении спрашиваю:

— А это еще что ж такое?

Улыбается:

— Да, вы правы. Это единственное темное пятно в нашей жизни. Единственное пятно, которое омрачает наше счастье. Самоубийство. Мания самоубийства. Нигилисты и притворщики всех мастей исключительно ради того, чтобы отличиться и выпятить свое «я», прибегают к самоубийству. И, к сожалению, день ото дня число их становится все больше. И это несмотря на то, что автозавод каждого решившего покончить с собой, но вовремя спохватившегося или удержавшего от этого поступка другого премирует отличным «пейканом».

Друг мой искренне опечалился. Некоторое время между нами царило молчание. Чтобы изменить тему разговора, спрашиваю:

— Кстати, еще вопрос. Сейчас, должно быть, мы уже сами делаем двигатели к «пейкану»? Не так ли?

— К сожалению, нет.

— А куда же делся наш завод?

— Это долгая история. Но, конечно, он у нас будет. Сразу же после того, как закончится строительство магистрального газопровода, подрядчиком которого является азиатско-американо-европейский консорциум!

От десяти минут одиннадцатого до половины одиннадцатого

Памяти Джалала Ал-е Ахмада[49]

I. Назвать учителя литературы «господином Адаби»[50], а учителя гимнастики «господином Нирумандом»[51] — конечно, весьма примитивно, но я умышленно делаю так, чтобы не рассеивать внимание читателя. Дай я им настоящие имена, постоянно пришлось бы вспоминать, какой урок ведет один учитель, а какой другой. Если же я назвал бы их просто Физик или Химик, рассказ получился бы каким-то натянутым и фальшивым.

II. Описанное в этом рассказе относится, конечно, не ко всем школьным учителям, но, к несчастью и большому сожалению, к большинству из них.

III. Внеся незначительные изменения, рассказ можно поставить на сцене. Единственное, что при этом необходимо помнить: действие происходит в обыкновенном помещении, играют обыкновенные люди в обыкновенных костюмах.

Прозвенел звонок на перемену, и орава школьников устремилась к выходу. Господин Адаби встал в дверях и загородил проход. Бранью и проклятьями ему удалось водворить учеников на свои места. Затем последовало краткое наставление: «Класс вам не конюшня! Существуют же элементарные понятия: порядок, дисциплина, разрешение…» После некоторой паузы он скомандовал ученикам, сидящим за первой партой: «Выходите!» Это же повторил сидящим за второй партой, но, дойдя до третьей, вдруг понял, что, если он и дальше будет действовать таким образом, ему не хватит двадцати минут перемены, чтобы отпустить всех. К тому же остынет его чай и он не успеет выкурить сигарету. Поэтому господин Адаби махнул рукой: «А-а, все свободны!» И ученики снова побежали к дверям.

В соседних классах наблюдалась примерно такая же картина. Правда, там учителя не вспоминали о конюшне. Но в двух-трех классах ученики и шелохнуться не посмели — от страха.

В канцелярии господин Адаби вытащил пачку «Зара»[52], к ней тут же потянулся господин Массах[53], учитель математики:

— Позвольте сигаретку, коллега! Правда, нам сама жизнь дает прикурить, но все-таки попробуем прикурить вашу!.. Ах, сил моих больше нет бегать из класса в класс!

Дверь канцелярии распахнулась, и вошел господин Нируманд в легких парусиновых тапочках. Его мощный торс плотно облегало трико на козьем пуху. Пот с господина Нируманда тек в три ручья. Запах пота мгновенно заполнил все помещение. Господин Нируманд запустил руку в карман своей куртки и вытащил пачку «Уинстона». Господин Массах, видя такое, бросил в пепельницу зажженную сигарету и подошел к учителю гимнастики: