Избранные рассказы - [17]

Мужчина, постанывая, сидел в темноте у подножия лестницы.

— В чем дело? — спросила она.

— Я повредил ногу. Так ты готова ехать или нет?

— Да, — просто ответила она. — Мне жаль, что ты упал.

Не говоря ничего, он поднялся и захромал за нею во двор, где стояли ослики. С вершин утесов уже начинал стекать холодный горный воздух. Когда они ехали через луг, она начала думать, как завести с ним этот разговор. (Это должно быть сделано прежде, чем они достигнут проема. Атлахала трепетал.)

— Ты меня прощаешь? — спросила она.

— Разумеется, — рассмеялся он.

— Ты меня любишь?

— Больше всего на свете.

— Правда?

Он взглянул на нее в слабеющем свете, выпрямившись на тряской спине животного.

— Ты же знаешь, что да, — тихо ответил он.

Она помедлила.

— Тогда есть только один путь, — наконец сказала она.

— Какой же?

— Я его боюсь. Я не вернусь к нему. Возвращайся ты. Я останусь здесь, в деревне. — (А оставаясь так близко от него, она каждый день будет приезжать в монастырь.) — Когда все будет сделано, ты приедешь и заберешь меня. Тогда мы сможем уехать куда-нибудь. Никто нас не найдет.

Голос мужчины зазвучал странно:

— Я не понимаю. — Понимаешь. И это — единственный путь. Сделай — или не делай, как хочешь.

Это единственный путь.

Некоторое время они тряслись на осликах молча. Впереди, на фоне вечернего неба, чернел каньон.

Тогда мужчина произнес — очень ясно:

— Никогда.

Мгновение спустя тропа вывела их на площадку высоко над быстрой водой. Снизу слабо доносился глухой гул реки. Свет почти исчез с неба; в сумерках пейзаж принял ложные очертания. Все стало серым — скалы, кусты, тропа, — и ни в чем не осталось ни расстояний, ни пропорций. Они замедлили шаг.

Его голос до сих пор отдавался у нее в ушах.

— Я не вернусь к нему! — неожиданно яростно вскричала она. — Можешь возвращаться и играть с ним в карты, как обычно. Будь ему добрым другом — каким всегда был. Я не поеду. Я не могу, когда вы в городе оба. — (Замысел не удался; Атлахала видел, что потерял ее, однако еще мог ей помочь.)

— Ты очень устала, — мягко произнес мужчина.

Он был прав. Не успел он договорить, как непривычное возбуждение и легкость, которые она ощущала с самого полудня, казалось, покинули ее; она бессильно опустила голову и сказала:

— Да, очень.

В тот же миг мужчина резко вскрикнул от ужаса; она подняла взгляд — его ослик рванулся с края тропы прямо в серый сумрак внизу. И — тишина, а за нею — далекий грохот множества обвалившихся камней. Она не могла ни шевельнуться, ни остановить своего осла; она лишь сидела, онемев, а животное влекло ее на своей спине дальше, будто мертвый груз.

Лишь на одно последнее мгновенье, когда она уже ступила на перевал, к самому краю его владений, Атлахала трепетно спустился в нее. Она подняла голову, и крохотная дрожь возбуждения пробежала сквозь все ее тело; затем голова ее поникла снова.

Застыв в тусклом воздухе над тропой, Атлахала смотрел, как ее почти неразличимая фигурка становится невидимой в сгущающейся ночи. (Если ему не удалось ее здесь удержать, то он все равно смог ей помочь.) Миг спустя он уже был в башне и прислушивался, как пауки штопают свои сети, которые повредила она. Долгое, долгое время пройдет, прежде чем он заставит себя снова просочиться в сознание иного существа. Долгое, очень долгое время — быть может, вечность.

Фез

1948

МЕДЖДУБ

Человек, всегда ночевавший в кафе, под деревьями или же просто в тех местах, где на него наваливался сон, бродил однажды утром по улицам городка. Он вышел на рыночную площадь, где перед населением, выкрикивая пророчества, кривлялся старый медждуб, одетый в рванину. Человек постоял и посмотрел, пока старик не закончил и не сгреб все деньги, которые люди предлагали ему. Его изумило, сколько безумец собрал, и от нечего делать он решил пойти за ним. Не успели они и с площади уйти, как человек заметил, что из-под арок выскакивают ребятишки и бегут за медждубом, а тот просто шагает дальше, монотонно распевая и размахивая жезлом, то и дело грозя мальчишкам, подбегающим слишком близко. Следуя за ним на расстоянии, человек увидел, что старик заходит в некоторые лавки. Всякий раз он появлялся оттуда, зажав в руке казначейский билет, который быстро отдавал одному из сорванцов.

Человеку пришло в голову, что у этого медждуба есть чему поучиться. Нужно только присмотреться к его поведению и тщательно прислушаться к тому, что он произносит. Затем, порепетировав, он и сам бы мог делать те же жесты и кричать те же слова. Каждый день он начал разыскивать в городе медждуба и следить за ним, куда бы тот ни шел. В конце месяца он решил, что готов применить эту науку.

Он отправился на юг, в другой город, куда никогда прежде не ездил. Там он снял очень дешевую комнату возле боен, подальше от центра. На блошином рынке купил старую и драную джеллабу. Потом пошел к кузнецам и стал смотреть, как они делают ему длинный жезл, вроде того, что носил с собой медждуб.

На следующий день, немного порепетировав, он пришел в город и сел на улице у подножия самой большой мечети. Некоторое время он просто смотрел на прохожих. Затем медленно начал воздевать к небесам руки и делать ими разные движения. Никто не обращал на него внимания. Это успокоило его, поскольку означало, что личина удалась. Когда он стал выкрикивать слова, люди бросали на него взгляды, но, похоже, не видели его, а только ждали, что именно он скажет. Какое-то время он выкрикивал короткие стихи из Корана. Он вращал глазами, а тюрбан съезжал ему на лицо. Прокричав несколько раз слова пламя и кровь, он опустил руки и склонил голову — и больше ничего не говорил. Люди пошли своей дорогой, но многие успели швырнуть на землю перед ним монетки.