Избранные произведения - [3]

Сначала ни о какой «другой церкви» речи не шло. Само латинское слово «реформировать» буквально означает «восстанавливать», «возвращать в прежнее состояние»; второй смысл этого слова - «преобразовывать», «улучшать». Для Лютера, который совершенно не желал сооружать никакую новую церковь и даже вовсе не мыслил себя собственно «реформатором», весь пафос его деятельности сосредотачивался именнонаотношенияхчеловека и Бога, которые он хотел очистить от налипших на них за века истории напластований, чуждых подлинной церковности. Естественно, встаёт вопрос -что такое эта самая подлинная церковность, каковы её основы и критерии?

Трудность этого вопроса заключается в том, что Вселенская Церковь не сформулировала экклезиологического[3] догмата. Как данность всегда было очевидно, что в Церкви Христовой наличествует некая двоя кость, обусловленная дуальностью самого человека, сочетающего в себе как духовное, так и физическое начало. Прежде всего Церковь есть мистическое Тело Христово, Его Невеста, вечное, неодолеваемое вратами ада Царство Христово. Во-вторых, Церковь есть институт, земное учреждение, неким образом сопряжённое с Церковью-Телом Христовым, которому поручена определённая миссия. И здесь - terra incognita, потому что соборно сама Церковь не высказалась о себе. Как именно сопрягается земной институт и Тело Христово, вселенским догматом не установлено, и каков точный объём миссии, на который уполномочена Христом земная церковная институция, опять же, богословски не определено.

Эта неопределённость позволила Реформации - под которой, повторим ещё раз, мы понимаем здесь изменения во внутренних отношениях человека и Бога - убрать «знак равенства» между Богом и институциональной Церковью. Уже не Церковь как посредник определяет все стороны отношений Бога и человека, а сам человек, и таким образом средоточие Церкви переносится с общности на личность. Но если внешний авторитет лишается своей самодовлеющей силы, то на что должен опираться христианин? На этот вопрос Лютер ответил с помощью своих знаменитых четырёх Soli (только). Основу подлинной церковности составляют sola scriptura, solus Christus, sola gratia, sola fide. To есть: только Священное Писание, а не предания, традиции, обычаи и проч., является мерилом и критерием правильности церковной жизни. Только Христос, а не святые, и не служители Церкви, является посредником между Богом и человеком. Только благодатью, а не нашими заслугами (под которыми здесь понимается как всё внешнее церковное благочестие, участие в церковных обрядах и т. п., так и внутреннее делание - молитва и проч.) даруется нам оправдание и спасение. И только верою, а не какими бы то ни было делами приближаемся мы к Богу; добрые дела (на необходимости которых Лютер, вопреки расхожему мнению, настаивал) - уже, в свою очередь, плод, свидетельство и выявление живой веры.

Такой переменой экклезиологического мышления Реформация вовсе не «отменила» Церковь - как многие ошибочно полагают. Протестантизм, также как и общецерковная мысль до него, не выработал своего экклезиологического догмата и продолжал учить о Церкви как о Теле Христовом в духе Древней Церкви. Но вот роль Церкви как институции Реформация решительным образом снизила и свела её значение к двум, казалось бы, техническим, инструментальным - а на самом деле неточным и действительно необходимым моментам: 1) чисто проповедовать Евангелие и 2) право (т. е. истинным образом) преподавать Таинства. Следствием этого было лишение Церкви сознания своей центральности. Если Бог, как писал Этингер, считает меня повзрослевшим и обращается лично ко мне[4], если жизнь с Богом осуществляется непрестанно и ежеминутно, а не только во время богослужения внутри церковных стен[5], то умаление внешней институциональной церковности и даже полное отъятие у неё самоценного значения есть логическое, неизбежное следствие внутреннего переворота, произошедшего в душах многих людей.

В свете сказанного становится понятным изменение отношения Реформации к Церкви. Новый духовный опыт Лютера (а на самом деле - важно подчеркнуть - вовсе не новый, а вполне традиционный, всегдашний опыт Церкви, опыт монашеского индивидуализма, ставшего всеобщим, опыт вникания в Священное Писание) неизбежно повлёк за собой требование, чтобы вышедшая из своих границ, погрязшая в самомнении, роскоши и мирской суете институциональная Церковь заняла своё подлинное место, вспомнила о том, что она - не ценность сама по себе, но всего лишь «друг Жениха», Которому предстояло расти, ей же-умаляться (Ин. 3, 30).

Как мы уже говорили, первоначально ревность Лютера была направлена не на преобразование, а на очищение Церкви. Но Рим не принял этого-он не осознал происшедшего. Лютера отлучили от Церкви, начались гонения на его сторонников. Нечто подобное происходило на сто лет раньше с Яном Гусом - но в случае Лютера последствия были совсем другими, чем тогда, ибо, как мы уже говорили, здесь вмешалась в дело История. Политические, социальные, культурные и церковные обстоятельства стали иными, чем во времена Гуса. А главное - слишком много уже оказалось людей, на которых внутренне подействовало широко распространённое книгопечатанием слово Лютера, которые созрели до того, что им не доставало только вот этого «спускового крючка», чтобы сказать: да, и у меня такой же внутренний опыт. Да, и в моей жизни нынешняя церковность «не сработала». Да, созрело что-то другое. Да, здесь явно проявилась рука Божия, задание Божие. Да, Церкви необходимо измениться, вернуться кжизни Древней Церкви... И всё это подвигнуло Лютера и его сподвижников, наиболее значительным из которых был Филипп Меланхтон (1497 - 1560), к созданию некоей новой церковности, которая мыслилась как вернувшаяся к древним временам чистоты христианства Церковь, где под воздействием вновь возвещённой евангельской истины были бы исправлены все погрешности и отменены чуждые Евангелию исторические наслоения, а христианам была бы предоставлена свобода, чтобы они руководствовались только Писанием и своею совестью.