Избранные произведения в одном томе - [36]

Затем присылали от шести до восьми страниц с переводами из иностранных газет — «Правды», «Народной ежедневной газеты», главной газеты китайского коммунистического режима, и «Красного флага», теоретического органа китайского Центрального комитета, и возможно, несколько обзоров югославской, латвийской или венгерской печати.

Все эти бумаги копились у меня последние несколько дней. Я решил пособирать их еще денек. Стоял теплый лондонский летний день, покрытые сажей деревья шелестели покрытыми сажей листьями, а девушки нарядились в легкие хлопчатобумажные платья. Я расслабился, все казалось просто. Попросил еще чашку жидкого кофе и задумчиво откинулся на стуле.

Она ворвалась в старую разбитую дверь «Ледса» и в мою жизнь, как железнодорожный экспресс Лондон — Глазго «Королевский шотландец», но без всего этого пара и шума. Темноволосая, спокойная и опасная с виду. Заколотые назад волосы, по-детски широко раскрытые глаза — она стояла, на мгновение ослепленная сменой освещения.

Медленно, не мигая, она огляделась вокруг, встречая дерзкий напор губошлепов-ловеласов из «Ледса», затем прошла и села за мой маленький круглый стол с пластиковой столешницей. Заказала черный кофе и круассан. Лицо у нее было гладкое, как на слепке со статуи ацтекской богини; всему статичному в ее чертах противоречил мягкий, обволакивающий, быстрый взгляд глаз, в которых зритель тонул, не сопротивляясь. Волосы ее, грубые и восточные по фактуре, были собраны в пучок на макушке. Она медленно пила черный кофе.

На ней было то «маленькое черное платье без рукавов», которое каждая женщина держит в резерве для вечеринок с коктейлями, похорон и премьер. Ее стройные белые руки сияли на фоне тусклой ткани, а ладони были длинными и изящными, ногти подстрижены коротко и покрыты лаком нейтрального цвета. Я наблюдал, как ее ровные, очень белые зубы впиваются в круассан. Она могла бы быть прима-балериной Большого театра, первой женщиной капитаном корабля в Швеции или пресс-агентом актера Сэмми Дэвиса. Она не приглаживала волосы, не доставала зеркальце, не подкрашивала губы и не хлопала ресницами. Беседу начала в застенчивой английской манере. Звали ее Джин Тоннесен. Она была моей новой помощницей.

Элис, хитрая старая кукла, которая никогда своего не упустит, дала мисс Тоннесен досье срочного характера, включая записку от Чико, где говорилось, что он «уехал на день, позвонит во время вечернего чая». Это бесило, но мне не хотелось начинать деловой день, выйдя из себя.

— Выпейте еще кофе.

— Черный, пожалуйста.

— Из какого отдела вы к нам пришли?

— Я уже работала у Долби… на телефонной станции в Макао.

Должно быть, на лице у меня отразилась горечь оскорбленного самолюбия.

— Полагаю, нам нужно перестать говорить «у Долби» теперь, когда нами руководите вы.

— В этом нет необходимости. Он отсутствует временно. Во всяком случае, так мне сказали.

Она улыбнулась, улыбка у нее была приятная.

— Ужасно, наверное, вернуться в Европу — даже в прекрасный летний день. Помню, как ходил в ресторан в Макао. Он был надстроен над казино. На иллюминированном табло отражались результаты игры за столами внизу. Официантки принимали ставки, брали деньги, ты ешь, на табло появляется результат: «Угадал! Несварение!»

Она снова улыбнулась, качая головой. Мне нравилось сидеть здесь, наблюдая за ее улыбкой, ясной, белозубой улыбкой. Она ухитрилась позволить мне сыграть в начальника, не превращая это в похороны. Я смутно помнил Джин по Макао, в смысле помнил ее случайные сводки и отчеты.

— У меня с собой моя переводная карточка, — сказала она.

— Давайте посмотрим.

Я начинал подтверждать свой портрет, грубо набросанный Элис. Хотя «Ледс» был неподходящим местом, Джин подала мне бледно-зеленую регистрационную карточку размером примерно шесть на десять дюймов. Такие карточки подшивают в личное дело, например, в больших коммерческих фирмах, но на месте ее имени и адреса были только нерегулярные ряды прямоугольных отверстий. Под этим в клеточках помещалась информация. Родилась двадцать шесть лет назад в Каире. Отец норвежец, мать шотландка, вероятно, люди обеспеченные, поскольку между 1951 и 1952 годами она училась в школе в Цюрихе и решила там жить. Вероятно, работала на Британскую дипломатическую службу в Швейцарии — не впервые посольская машинистка переходила в этот отдел. Ее брат имеет норвежское гражданство, работает в судоходной компании в Йокогаме — следовательно, можно предположить Гонконг, затем Макао, где она работала неполный рабочий день в туристическом бюро, Португальский комплект. Графа, помеченная буквой «Т», пестрела данными. Она говорила по-норвежски, по-английски, по-португальски, по-немецки, по-французски, аббревиатура рядом с ними обозначала, что она «бегло говорит и пишет» на этих языках, и владела мандаринским диалектом китайского языка, японским языком и кантонским диалектом китайского, на этих — «немного говорит». Уровень допуска к секретным материалам был у нее GH7 «без ограничений»; это означает: не обнаружено ничего, что может препятствовать повышению ее уровня допуска, если отдел захочет перевести Джин на новый уровень.