Избранные произведения в одном томе - [11]

— Это весь ваш багаж, сэр?

Она взвесила мою сумку с одеждой, взяла билет, поправила свой ремешок, захлопала ресницами и вручила мне посадочный талон.

Взяв кейс, я подошел к книжному киоску, купил «Нью стейтмен», «Дейли уоркер» и «Хистори тудэй», затем двинулся к своему выходу на посадку. Вокруг мельтешили люди, целуясь, здороваясь и выстилая путь от таможни возгласами «как мило!». В грязном, неровно подшитом плаще стоял Росс. Видеть его мне не хотелось, и это было взаимно, но на мгновение толпа соединила нас, словно независимые элементы среди множества молекулярных конструкций. Я улыбнулся ему, зная, что это вызовет у него острое раздражение.

Миновал большой, похожий на сарай зал таможенного досмотра.

Раздался звучный металлический голос:

— БОЭК объявляет вылет рейса БА712 в…

Мы прошли по бетонированной площадке перед терминалом. Вокруг самолета роились инженеры в белом и заправщики в синей униформе, с деловым видом проходя мимо полицейского из службы аэропорта. Я с лязгом поднялся по трапу.

Внутри пахло голубой обивкой и продувными обогревателями. Стюард спросил мое имя, взял посадочный талон и грязный плащ, и я прошел в передний отсек вместе с моими спутниками по первому классу навстречу такой взбудораженной бортпроводнице, словно она только что пробежала милю за четыре минуты. В узком проходе разыгрывалось нечто вроде итонского «пристенного футбола». Я направился к маленькой черноволосой девушке, явно очень скучавшей, но сидеть рядом с такими девушками дозволяется только мужчинам, снимающимся в рекламе авиалиний. Меня посадили с толстошеим идиотом весом стоуна двадцать два. Сидел он в шляпе и пальто, не отдавая их бортпроводнику. У него были коробки, сумки и пакет с сандвичами. Я пристегнул ремень безопасности, и мужчина удивленно посмотрел на меня.

— Летали раньше?

Я искоса глянул на него и кивнул, якобы погрузившись в глубокие раздумья. Стюард помог ему пристегнуться, стюард помог ему найти его чемоданчик, стюард помог ему понять, что хотя самолет летит в Сидней через Коломбо, сам он летит лишь до Рима. Стюард показал ему, как надеть и завязать спасательный жилет, как лампочка сама зажигается на воде, где найти свисток и включить сжатый кислород. Сказал, что купить выпивку до взлета нельзя. Показал, где лежат его карты, и сообщил, на какой высоте мы находимся. (Мы все еще находились на земле.) Добравшись до конца взлетно-посадочной полосы, нам пришлось задержаться, пока садился самолет рейса «Al Italia DC8», затем с ужасающим ревом мы отпустили тормоза и покатились, набирая скорость, мимо зданий аэропорта и припаркованных воздушных судов. Затем пара рывков, машина стала набирать высоту и скорость полета. Автомобили на Лондон-роуд уменьшились, а солнце тусклым светом отразилось от многочисленных зеркалец воды вокруг аэропорта. Странные замки, поместья баронов, которые видны, только когда вы находитесь в самолете. Я вспомнил их одно за другим и снова пообещал себе когда-нибудь попутешествовать, чтобы найти их.

Примерно над Гилфордом стюардесса предложила нам бесплатный алкоголь, который вместе с дополнительными шестью дюймами сиденья оправдывал стоимость билета первого класса, если вы сами платите. Чудак, разумеется, хотел чего-то необычного…

— Портвейн с лимоном.

Стюардесса объяснила, что такого у них нет. Он решил «положиться на вас, милочка, я не слишком много путешествую».

Прибыли наши напитки. Он передал мне мой бокал с хересом и настоял, чтобы мы чокнулись бокалами, как спаривающиеся черепахи, сам приговаривая при этом:

— Ваше здоро-овье. Чин-чин.

Я холодно кивнул, когда расплескавшийся херес проложил свою липкую дорожку до лодыжки.

— По усам текло, а в рот-таки попало, — пропел он, и собственное остроумие повергло его в состояние такого безудержного веселья, что в итоге лишь небольшая часть напитка совершила свое путешествие. Я вписал в кроссворд слово «стрекоза».

— В Рим лечу, — сказал Чудак. — Были там когда-нибудь?

Я кивнул, не поднимая головы.

— Я опоздал на самолет в девять сорок пять. Должен был лететь именно им, но опоздал на него. Этот-то не всегда летит в Рим, но тот, в девять сорок пять, прямой до Рима.

Я вычеркнул «стрекоза» и вписал «стрельба». Он все приговаривал: «Уж больше не заблужусь» — и пронзительно смеялся, его большое мягкое лицо собиралось складками за розоватыми стеклами очков без оправы. Я читал уже страницу соревнований в «Стейтсмене», когда стюардесса предложила мне несколько тостов размером с пенни, с копченой семгой и икрой. Толстяк спросил:

— Что мы будем есть, дорогуша, спагетти?

Мысль эта вызвала у него дикий приступ истерического веселья, на самом деле он, гогоча, повторил мне это слово пару раз. Прибыл на тележке кукольный обед; я отклонил пухлые сандвичи с колбасой, которые взял Толстяк. Съев замороженную курицу, замороженные pomme parisienne[7] и замороженный зеленый горошек, я начал завидовать Толстяку с его сандвичами с колбасой. К тому моменту, когда мы пересекли предместья Парижа, появилось шампанское. Я смягчился. Вычеркнул «стрельба» и вписал «диферамб», в результате чего двадцать один по вертикали превратился из «трепета» в «овечку». Я приходил в форму.