Избранные произведения. Том 9 - [186]

Чередой пронеслись в памяти подобные противостояния в истории человечества: богатыря Яна Усморя и печенегского исполина Калга, русского князя Игоря и половецкого князя Кончака в Диком поле, Челубея и Пересвета на Куликовом поле, тевтонских рыцарей и русского войска на Чудском озере, Петра I и шведского короля Карла, Кутузова и Наполеона, фашистских полчищ и славянских воинов, исполинских фанатиков и простых людей практически во всех странах света, террористов и стражей порядка, охраняющих жизнь и покой людей. И вот новое противостояние, гораздо мощней и серьезней прежних, грозящее уничтожить не человека, не войско, не страну — все человечество! Цивилизацию! И какая разница была для Ставра, для воинов, сражавшихся за свободу и жизнь, — рассчитал ли кто-то из богов-Игроков эту Войну или просто сработал Закон Перемен? Ни в том, ни в другом случае людей не спрашивали, хотят ли они жить. Ярость, поднявшаяся в душе Ставра, гнев и обида вдруг освободили скрытые запасы сил, открыли тайники души и психики, о которых он не подозревал.

Исполин, что родился в результате проснувшегося в человеке метасознания, конечно, не мог победить эмиссара, но остановить его на время сумел. А потом к Ставру присоединились файверы, Габриэль Грехов и орилоуны, и наступил миг взаимного уничтожения! Потому что эмиссар в принципе был равнодушен к своей судьбе и вариант уничтожения его устраивал. Он все равно добивался при этом поставленной цели, а цена достижения цели его не волновала. Как не волнует, скажем, игрока в шахматы жертва пешки.

Из дальних далей прилетел вдруг зов-стон Виданы:

«Любимый, держись!..»

Ставр не успел ответить. Внезапно все изменилось.

Частью своего гигантского тела, которая когда-то была человеком, Ставр осознал себя сидящим на вросшем в землю валуне, посередине поляны в лесу, в окружении друзей. Здесь были Ян Тот, Баркович, Железовский, Пайол Тот, Варфоломей Иван I, будда Нагарджуна, князь Орест, Герцог, Берестов, то есть все те, кто принял на себя ответственность за исход событий, за исход Войны. Все молчали, словно ожидая того, кто собрал их здесь, и он появился из-за деревьев — обыкновенный молодой человек в льняной рубашке, подпоясанный кушаком, загорелый, белозубый, со шрамом на щеке. Он шел, нагибался, собирал землянику и ел.

Земля то и дело вздрагивала и колебалась, из-за холмов и лесов доносился приглушенный гул небывалой битвы — как отражение настоящего сражения, объявшего все планеты Солнечной системы, весь социум, всех людей от мала до велика, а незнакомец спокойно брел по лесу и собирал ягоды. Остановился на краю поляны, словно только теперь увидел толпу людей. Доел ягоды, аккуратно вытер губы и руки и поклонился:

— Здравы будьте, крестные.

Но каким бы простым и доступным ни казался этот парень, даже на расстоянии чувствовалась его внутренняя, непреодолимая, не по-человечески чудовищная мощь.

Захолонуло сердце. Ставр понял, что это Конструктор!

— Вы звали меня, я пришел.

— Пресапиенс, человечество гибнет! — хрипло выговорил Ставр. — Помоги спасти его… и нас…

Конструктор, принявший человеческий облик для контакта на этом уровне, подошел ближе, оглядел молчаливую компанию, кивнул кому-то, как хорошему знакомому. Ставр оглянулся: из-за спин выглянул Грехов.

— Ты тоже так считаешь, Инженер? — спросил Конструктор.

— Нет, не считаю, — ответил Грехов с обычной угрюмой сосредоточенностью. — Я не намерен спасать все человечество, создавшее себе удобный потребительский рай, но в данный момент решается судьба моих друзей, а я всегда был на их стороне.

— Что ж, эту позицию я уважаю. А вы как думаете, отец? — Конструктор нашел глазами Варфоломея Ивана I. — Вы ведь духовный наставник человечества и знаете его потенциал.

— Мне трудно принимать решение в таких условиях, сын мой. С одной стороны, мировые религии, послужившие грандиозным фундаментом культурных традиций человечества, до сих пор служат разделяющим мир фактором. С другой стороны, пути к Богу могут быть различными, согласно верованиям и учениям, ибо многообразие систем лишь подтверждает неисчерпаемость и совершенство Божественного мира, непознаваемость Универсума. Нынешняя действительность жестоко и непримиримо противопоставила наши лагеря, но все же я верю в людей, сын мой, и не отвернусь от них в гордыне.

— И вашу позицию я уважаю, отец, хотя у нас разные взгляды на совершенство Божественного мира и на пути его достижения. А насчет просьбы спасти человечество… почему вы все думаете, что его надо спасать? С момента рождения человечества прошло достаточно времени, чтобы оно образовало метацивилизацию, объединившись с другими разумными существами, однако оно этого не сделало. И смею считать, не сделает. Не способно! Ваш расчет, Инженер, на синергическую связь[73] людей и негуманов тоже не оправдался, не так ли? Люди не нашли общий язык с чужанами и орилоунами. Ваш единичный опыт не в счет.

Грехов промолчал.

— Так за что же спасать человечество? Разве файверы, будущие Инженеры, не в состоянии без него обойтись?

Ответом Конструктору снова было молчание.

— И если, допустим, я приму такое решение,