Избранные произведения. Том 7. Проклятые - [49]

Способность — убивать.

Глава 12

Забавные были эти зеркала. Как и мыслей, их невозможно было избежать..

По прошествии, некоторого времени его пришла навестить Нейда Трондхайм. Она говорила, а он слушал. Они обменивались ничего не значащими фразами. Возникали долгие паузы. Затем она ушла.

Следующим посетителем Раньи был высокий мужчина немного ниже ростом, чем Раньи, немного старше. Немного более светлый. Не зеркальное отражение, но похож.

Только тогда Раньи позволил себе расплакаться, не интересуясь, ашреганские это слезы или человеческие. Это стало дополнительной нагрузкой для его прооперированных глаз, но он не обращал внимания на это неудобство. Молодой человек был озадачен, вместо него вскоре появилась Трондхайм.

Раньи все еще приходилось разговаривать с ней через транслятор. Пусть он уже внешне и походил на человека, но речь его принадлежала представителям иной расы. Нейда была крайне терпелива.

— Внешность, — бормотал он. — Просто внешность. Почему?

— Потому что ты должен внешне походить на то, кем являешься внутренне, — ответила она прямолинейно.

Он вскинул голову и посмотрел на потолок своей комнаты.

— Я допускаю, что внешнее различие поражает, но это не важно, если я допускаю его умом.

— Тебя изучали и анализировали больше, чем какого-либо человека за всю последнюю историю. Хотя люди и ашреганы выглядят сходно, остается небольшое химическое — и физическое различие. Амплитуры недоучли некоторые из них. Они не все изменили. Ты определенно человек. Такой же, как и я.

Он взглянул на нее.

— Почему же это известие не наполняет меня ликованием?

Их разговор прервали — открылась единственная дверь.

Появился Первый-по-Хирургии, в форменном пиджаке и шортах. Даже такому космополиту, каким был он, стоило некоторых усилий, чтобы войти в комнату, занятую двумя людьми. Но он скрыл свои переживания.

Он показал Раньи листы с различными схемами и цифрами, десятки трехмерных изображений «все это можно было сфабриковать». Старший гивистам был очень убедителен, но не до конца сумел убедить Раньи. Одними лишь словами и цифрами невозможно описать целую человеческую жизнь. Краткий визит молодого человека, близко на него похожего, был бы более весомым доказательством, чем вся статистика.

Хотя и неготовый к согласию, он выразил готовность подумать о возможностях. Первый-по-Хирургии счел это крупной победой.

— У меня болит голова, — пожаловался Раньи.

Три пальца на руке гивистама щелкнули.

— Это и понятно, учитывая, как много излишних костей пришлось удалить с вашего черепа. Часть из них была использована для восстановления нормального для облика человека размера глазниц. По этой же причине некоторое время будут болеть и должным образом укороченные пальцы. Неудобство пройдет.

Безутешный пациент провел пальцами по простыне.

— Зачем все это?

— Чтобы вы чувствовали себя удобно среди особей своей расы, — сказала ему Трондхайм. Он поглядел на нее.

— Какой «расы»? Моей расы? Ты?

Она не отвела взгляд.

— Да. Со мной. Это поможет тебе объяснить… некоторые вещи.

— И еще. — Первый-по-Хирургии занял удобное место. — Нервный узел, имплантированный амплитурами в ваш мозг, был изолирован. Больше он вам уже не помешает.

— Понятно, — сказал он тихо. — Это означает, что Учителя больше не смогут со мной общаться напрямую?

— Очевидно. Мы надеемся, что операция восстановила и способность вашего мозга противостоять непрошеным умственным исследованиям. Отныне вы в безопасности от внешнего враждебного вторжения.

Враждебное вторжение? Кто же теперь враг, а кто союзник? — подумал он устало. Это трудно понять простому солдату. Солдат… За кого он теперь и против кого?

Обширные ресурсы приведены в действие, чтобы убедить его в том, что он — человек. Но он продолжает сопротивляться. Сознательно?.. Или из простого упрямства? Или из страха? Отобрано ли у него нечто жизненно важное? Или восстановлено? Откуда ему знать? Как ему это узнать?

Встреча с Учителем смогла бы разрешить все его проблемы, но он подозревал, что вряд ли встретит их на Омафиле. Значит, решение необходимо принимать по-иному. В одном он был абсолютно убежден.

Если все, что ему показали и рассказали, правда; если он на самом деле — человек, значит, вся его предшествующая жизнь — хорошо продуманная ложь.

Знали ли об этом его родители? Его мать и отец, которых он так уважал, которыми гордился с того момента, как научился говорить. Или они были лишь послушными орудиями в руках амплитуров? Или, напротив, их участие было более зловещим и продуманным?

Он заморгал, ощутив теплое прикосновение руки Трондхайм.

— С тобой все в порядке, Раньи? — Даже его собственное имя звучало странно, подумал он. Она произносила его с неправильным ударением.

Первый-по-Хирургии тревожно приблизился к его креслу.

— Вы не собираетесь вновь прибегать к насилию?

— Нет, я слишком устал для этого. Хотя мне бы и хотелось.

Устало глядя на своего пациента, хирург вновь сел на свое место. Раньи обратился к Трондхайм.

— Сейчас, слушая тебя, я вспоминал свое детство.

— Своих родителей — ашреганов? — проговорила она сочувственно. Он сделал неопределенный жест. Затем после некоторого колебания сделал характерный жест человека для данного случая — кивнул головой. Движение показалось ему естественным.