Избранные произведения. Том 7. Проклятые - [122]

Но ни одна из записей, которые она столь бесстрастно изучала, не содержала приказа, обращенного именно к н е й.

Она была парализована сочетанием безапелляционного тона и отношения, буквально пригвождающего к месту. Если бы Умеки приказала ей зарыться головой в грязь, она, несомненно, подчинилась бы. Дрожь еще усилилась.

Кончик крыла ее неуверенно трепетал, она никак не могла попасть им на нужную кнопку у себя на поясе, пока, наконец, ей это не удалось, и запущенный этой кнопкой инъектор причинил ей легкую, такую теплую колющую боль в левом боку. Препарат подействовал, и ей стало легче. Неконтролируемая дрожь сменилась легким ознобом, который уже не лишал способности соображать. Она снова села и смотрела, как ее гид скрывается за корнями вывороченного дерева.

Время проходило бесцельно. Когда болезненная опухоль на ноге окончательно спала, она встала и приблизилась к массивному стволу. Из-за него ей было видно, как медленно удаляются фигурки массудов и людей.

Зажав записывающее устройство в клюве, который можно было поднять выше, чем чувствительные кончики крыльев, она до упора вытянула шею и уставилась за мшистый барьер, делая плавную панораму слева направо. Ее подталкивало острое возбуждение. Именно ради этого она сюда и прилетела, именно это она и мечтала увидеть и запечатлеть.

Любой другой с Вейса давно бы уже упал без чувств. Подготовленная к происходящему лучше, чем кто бы то ни было из ее соплеменников до или после нее, она была исполнена решимости ни мгновения не потратить впустую.

Со всяким психологическим уроном можно будет разобраться позже. А пока она держится — спасибо масштабной подготовке и изучению.

«И не все так ужасно, — подумала она. — Другие из моего рода при должной подготовке тоже смогли бы.»

Она ощутила какое-то движение у основания корней поваленного дерева и тут же вобрала голову в плечи. Женщина Умеки испытала бы облегчение и, вероятно, удивление, увидь она, как правильно ведет себя в ее отсутствие ее подопечная.

Но из-за основания дерева появилась отнюдь не Умеки.

Пышный оранжевый мех, обрамляющий короткую шею, был тщательно выкрашен в зеленые защитные тона. Шея же росла из трубчатого, похожего на бак торса — обрубленного, некрасивого, немногим по размеру превосходящему ее, — который был забран в гибкий, землистого оттенка коричневый панцирь. Сверху росли конечности с двумя суставами. На каждой было по четыре пальца, и все они были заняты манипуляциями с длинным, узкоствольным оружием незнакомого происхождения и неизвестных возможностей.

Мазвек приближался на широких, растопыренных лапах, каждый палец которых был отдельно обут и защищен. Обнаженный череп его был маленький и круглый. Клоки травленой шерсти полосами сбегали с его макушки в направлении более густого покрова на вороте. Из-за узкой вытянутой морды, полной сокрушительных зубов, глядели яркие зеленые глаза, нацеленные на нее.

Пасть в нижней части морды отворилась, раздался скрипучий рык, и чужак нацелил на нее свое оружие. Выглядело оно не очень внушительно: скопление каких-то металлических трубочек, понатыканных на пластмассовом шаре. Один из пальцев чужака потянулся к тому, что было, очевидно, спусковым механизмом.

Плохо соотнося это с происходящим, она вдруг поняла, что события выходят за рамки научных дискуссий, и онемела.

Она подумала обо всех докладах, которые ей не суждено будет написать, о чудесных лекциях, прочитать которые ей уже не доведется. Остается надеяться, что записи ее сохранятся и вдохновят других, менее безрассудных ученых, которые снискают себе славу диссертациями, написанными на добытом ею материале.

«Вот сейчас я умру жестокой и противоестественной смертью от рук другого разумного существа, и единственное, о чем я способна думать, — это мое дело, — поймала она себя на мысли. — Ученый он и при смерти — ученый.»

Ее всю заколотило.

Будто гора обрушилась сзади на мазвека в тот самый момент, когда оружие нападавшего издало несоразмерно тихое «хлоп!».

Что-то сверхзвуковое прожужжало у нее над ухом и раскрошило край камня, о который она опиралась. Последовала небольшая пауза, а за ней серия в полдюжины разрывчиков, рвавших в клочья крепкий гранит, когда заряд распался на отдельные поражающие осколки. Взрывной волной ее бросило на колени.

Она подняла голову, страшась того, что может увидеть, и все же не в силах противиться этому желанию. Инстинктивно зажатый в клюве рекордер продолжал монотонно гудеть.

Человек навалился на ее обидчика сзади как раз в тот момент, когда последний собрался покончить с ее неудавшейся жизнью. Человек этот был гораздо крупнее, несопоставимо крупнее Умеки. Это был огромный самец — его могучие мускулы зримо проступали сквозь доспехи. Она была рада, что не видит его лица, потому что благодаря обширному изучению знала, какие гримасы его, судя по всему, искажают.

Мазвек издал отчаянный скрип, пытаясь повернуть оружие на человека. Но прежде чем дуло длинного ружья успело совершить хотя бы полоборота, раздался характерный отчетливый хруст. Человек разомкнул свои толстые пальцы, и враг рухнул на землю, не будучи более мыслящим и дышащим существом. Одно простое, молниеносное, немыслимо первобытное движение превратило его в груду мяса со сломанной шеей.