Избранные произведения. Том 2 - [153]

Карбони прихорашивал усы перед карманным зеркальцем, когда вошла Винченца. Перегнувшись через стол, он впился в нее глазами, и Винченце показалось, что глаза эти сделаны из отбросов стеклянного порошка, в которых все цвета перепутываются, давая противный, грязный цвет.

— По лагуне? В гондоле, самой лучшей! На Лидо! Там поужинаем! Хорошо? — со смаком выговаривал Карбони. — Взгляните на канал!

Винченца невольно посмотрела за решетчатое окно на Большой Канал. Там, мимо мраморных кружевных дворцов, по воде, отражавшей густо-голубое вечернее небо, плавно неслись гондолы, управляемые зоркими, стройными гондольерами в бархатных, расшитых золотом куртках. Звонкие веселые голоса, обрывки фраз на чужом языке, а издали откуда-то песня под гитару — доносились с канала. Даже всплески весел были слышны — теперь, когда фабрика молчала. Сытой, праздничной жизнью веяло с канала в это решетчатое окно фабрики-тюрьмы. Винченца привыкла проходить мимо этой жизни, как будто мимо разноцветного стеклянного песка, с которым она работала. Сейчас будто в первый раз она увидела эту жизнь.

— Поедем?

Черная шаль мачехи разостлалась перед глазами Винченцы, покрывая веселый Канал. Как концы бахромы этой шали торчали нафабренные усы синьора Карбони.

— Сейчас стемнеет! Поедем?

— Нет, — сказала Винченца. — Зачем вы меня звали?

Синьор Карбони сел.

— Я должен вас уволить. От вас зависит, чтоб я вас не уволил.

— За неделю у меня брака немного, — робко сказала Винченца.

— За брак вы платите! — засмеялся Карбони, — Не в браке дело, а в брате.

Он еще веселей засмеялся.

— Что с братом? — воскликнула Винченца.

— Я должен вас уволить, — строго сказал Карбони и встал. — Поедем?

Опять перед глазами Винченцы пронеслась сырая комната, испуганный отец, торжествующая мачеха — ведь теперь-то уж придется выходить на улицу! — плачущие дети, черная шаль. Винченца выпрямилась, отгоняя от себя эту картину. А за окном, на синем канале уже загорались огоньки и фонарики, и гондола, на которой пели, подплыла ближе.

— Я не поеду! — сказала Винченца, — Ради мадонны, скажите, что с братом?

— Ради мадонны! — засмеялся Карбони. — Вы сами прекрасней всякой мадонны! Ради вас я скажу, что я должен уволить вас, как сестру бунтовщика.

— Брат арестован?

Ноги подкосились у Винченцы. Карбони любезно подставил ей стул, делая попытку обнять ее. Винченца вырвалась из его рук. Она знала, что теперь судьба ее решена, что родственники арестованных увольняются с работы.

— Я вас не уволю, если поедете со мной, — вкрадчиво продолжал уговаривать ее Карбони.

— Давайте расчет!

— Как вам угодно.

Пальцы Карбони забегали по счетам. Высчитывая брак, он прибавлял, как всегда это делал, и, кончив, выкинул на стол несколько лир. Винченца собрала их и вышла. Вслед ей неслась ругань Карбони.

Винченца последний раз оглянулась на фабрику и пошла к пристани.

II

Паоло очнулся.

Сырая, мглистая ночь окружала его, как будто он плыл в осеннем ночном тумане, — только вместо свежего морского ветра со всех сторон веяло на него плесенью, к запаху которой примешивалась струя отвратительной вони.

Он лежал на камнях, покрытых скользкой, жирной грязью. Вверху и внизу, справа и слева и прямо перед его глазами стояла туманная темнота. Он протянул руку и наткнулся на мокрую стену. Тот же мокрый камень был справа и слева. Вся окружающая его темнота была камнем. В этом он убедился, как только прополз три или четыре шага в одну и другую сторону.

Все тело его ныло, голова болела, но он попробовал встать на ноги и тотчас стукнулся головой в тот же мокрый камень. Он повернул голову, и в последней, шестой стене, которую он еще не обследовал, вырисовались два пятна несколько более светлого тумана. «Одно пятно было внизу, у самого пола» — молниеносное воспоминание озарило Паоло, и он схватился за плечи, на которых еще ныли ссадины: в эту самую дыру его заставили влезть. Это была дверь в сырую, каменную ночь, которая его окружала.

Справа и повыше, ближе к потолку, было второе пятно — вторая дыра, совсем маленькая. Почему-то с ней сразу связалась мысль о свинцовой, обглоданной кружке с водой, как будто собранной с этих стен, — такая она была скользкая и заплесневелая. Но это была вода. И, вспомнив о воде, Паоло тотчас почувствовал, что губы его пересохли и потрескались от жажды.

Дворец дожей построен тысячу лет тому назад во время борьбы венецианцев с Пипином Коротким… Дворец дожей два раза горел. В 1309 году отстроен окончательно. По легендам, имя архитектора его было Календарь. Других архитекторов звали Жуан Добрый Панталеоне и Бартоломео.

В мире нет здания более остроумного, чем Дворец дожей. Первый этаж представляет собой ряд арок романского стиля. Второй этаж кажется вам кружевным. Но это, синьоры, не кружево, а настоящий мрамор. На этом мраморном кружеве воздвигается тяжелый третий этаж. Как он держится на такой легкой подставке? Это тайна архитекторов. Ни в какой другой стране так не умели строить в старину, как в Италии. Обратите внимание на скульптуру. Вот Ной, вот Адам и Ева, вот Сила, вот Благоразумие, вот Надежда, вот Благоденствие. Все эти добродетели были присущи венецианским дожам. Возьмите билеты для входа внутрь. Вход в залы стоит одну лиру. Вход в подземные тюрьмы, называемые каменными мешками, стоит всего пол-лиры. Вход на Мост Вздохов, по которому водили узников на допрос, стоит тоже лиру. Для детей половина.