Избранные произведения. Том 1. Должность во вселенной. Пятое измерение. Час таланта - [5]

Но вернемся к комиссий. Несмотря на снимки Васюка, на обильные свидетельства очевидцев, на собственные замеры и съемки, положение ее было затруднительным. Можно даже сказать — фальшивым: участники комиссии должны были объяснить другим то, чего сами решительно не понимали. Ну вот, взять хотя бы единодушные Утверждения потерпевших, что времени в эпицентре протекло гораздо больше, чем вне его, — при этом каждый, главное, имел свою точку зрения: насколько именно больше!.. Единственный теоретически обоснованный случай различных течений времени — для систем, движущихся друг относительно друг друга с околосветовой скоростью, — здесь явно не проходил. А так получалось и по часам, по субъективным переживаниям жителей и, что особенно интересно, по наблюдаемому многими «квазидопплеровскому эффекту»: у попавших в зону темп речи и высота ее тона были для внешних очевидцев явно ускорены, смещены к высоким частотам; поэтому российский бас Изя Харавецкий и завизжал, будто Има Сумак. И в освещении наблюдались аналогичные спектральные сдвиги. И обмен веществ у плененных Шаром явно ускорился…

— Что есть время, как не течение жизни нашей?! — риторически вопросил председатель комиссии профессор Трещинноватов, когда обсуждали этот предмет.

Или взять свидетельства, что темная центральная часть Шара, имея внешние размеры никак не более двухсот метров, для оказавшихся внутри распространилась на многие километры. Ведь она же часть, сам Шар имел поперечник метров четыреста. Часть — больше целого?!

И почему по показаниям одних земля под ними «выпирала горбом», а по показаниям других оставалась в этом месте ровной, только люди там кренились, а деревья валились?

И почему такие разрушения: сверху, с неба, но без бомб? Почему трескалась, а потом смыкалась твердь таращанская?

И почему опусканию Шара, затем удалению его ввысь сопутствовали краткие, но сильные ураганы?

И вообще: что за «Шар», «туча», «нечто»?..

Да и Шар ли? Некоторые участники комиссии считали недоказанной шаровую форму этого атмосферного образования.

«Почему атмосферного? — возражали им третьи. — Это тоже не доказано!»

Словом, если по-настоящему, то заключение комиссии должно было пестрить фразами, начинающимися со слов: «мы не знаем», «мы не понимаем». Но, простите, как же так: а кто знает-понимает? За что вам деньги платят? Страна должна быть так же уверена в мощи своей науки, как и в мощи армии. Поэтому в тексте упоминался и Эйнштейн, его релятивистские эффекты замедления времени (хотя наличествовало вроде бы ускорение), искривление пространства в больших масштабах Вселенной (хотя здесь-то масштабы были не очень), голографические эффекты объемности двухмерного изображения, биологические особенности организма в стрессовых условиях… Все, что удалось наскрести. Разумеется, с конкретными фактами Таращанской катастрофы члены комиссии увязать эти положения не могли да и не пытались. Оговаривалась возможность и иных интерпретаций парадоксов ускорения времени, пространственных несоответствий, обратимых разрушительных деформаций, «выпираний земли» — в частности, как кажущихся. Если такого более нигде не случится, то почему бы и нет!

Фактическая сторона происшедшего, впрочем, была изложена обстоятельно и добросовестно.

Два члена комиссии записали особые мнения. Одно они высказали вместе: «Полагаем, что причина наблюдавшихся наклонов, выпираний и колыханий земной поверхности, а также разрушения высоких зданий в том, что Шар создавал в эпицентре значительные и к тому же меняющиеся во времени искажения гравитационного поля Земли». Подписано: А. И. Корнев (Институт электростатики) и Б. В. Мендельзон (Катаганский госуниверситет).

Второе особое мнение выразил только Б. Б. Мендельзон: «Полагаю, что такое искажение поля тяготения может быть вызвано имеющимся в Шаре массивным телом или системой тел».

Глава 3 Охота за шаром

Когда вспоминаешь детство, умиление вызывает даже широкий отцовский ремень.

К. Прутков-инженер. Опыт биографической прозы.

Путанность выводов комиссии в сопоставлении с впечатляющей картиной катастрофы отрицательно повлияли на гласность этого события. «Нет, — устало жмуря набрякшие веки, молвил секретарь крайкома Виктор Пантелеймонович Страшнов, когда редактор „Катаганской правды“ принес ему на утверждение материал о Таращанске. — Как-то это слишком все… — он поискал слово, — апокалиптично. Не следует будоражить население. Дадим пищу суеверным толкам».

Редактор настаивал, мотивируя, что толки и слухи все равно пойдут, замалчивание внесет в умы еще большее смятение. Страшнов покачал головой, предложил подождать, пока еще что-то выяснится о Шаре.

Редактор был прав. Вернувшиеся в свои институты участники комиссии рассказали все на семинарах и в частных беседах, тем вызвав у многих шок и недоверие действительности. Таращане тоже отнюдь не приняли обет молчания; все, что они писали и телефонировали родичам и знакомым, шло далее в многократных пересказах с искажениями и дополнениями. Поэтому наряду с достаточно верным изложением событий в плодившихся слухах фигурировала и дичь: «Таращанск провалился», «инопланетяне хотели сесть», «испытательная ракета не туда залетела», «под Таращанском заработал природный реактор» и т. п.