Избранные произведения - [4]

   И в корабли их огнь из рук своих метал.

   Страшася, плод его стремятся погубити

   И в отрасли весь корнь Приамов истребити;

   Пирр[63] хочет спасть его (защита немала!),

   Но чтоб сия вдова женой ему была.

   Она в смятении, низверженна в две страсти,

   Не знает, что сказать при выборе напасти.

   Богинин сын[64] против всех греков восстает

   И Клитемнестрин плод[65] под свой покров берет.

   Нерон прекрасную Июнью похищает,[66]

   Возлюбленный ея от яда умирает;

   Она, чтоб жизнь ему на жертву принести,

   Девичество свое до гроба соблюсти,

   Под защищение статуи прибегает,

   И образ Августов слезами омывает,

   И, после таковых свирепых ей судьбин,

   Лишася брачных дум, вестальский емлет чин.

   Мониме за любовь приносится отрава.[67]

   «Аталья»[68] Франции и Мельпомене слава.

   «Меропа»[69] без любви трону́ла всех сердца,

   Умножив в славу плеск преславного творца:

   Творец ея нашел богатство Геликона.

   «Альзира»[70], наконец, ― Вольтерова корона.

   Каков в трагедии Расин был и Вольтер,

   Таков в комедиях искусный Молиер.

   Как славят, например, тех «Федра» и «Меропа»,

   Не меньше и творец прославлен «Мизантропа».

   Мольеров «Лицемер»[71][72], я чаю, не падет

   В трех первых действиях, доколь пребудет свет.

   «Женатый философ», «Тщеславный» воссияли

   И честь Детушеву[73] в бессмертие вписали.

   Для знающих людей ты игрищ не пиши:

   Смешить без разума ― дар подлыя души.

   Не представляй того, что мне на миг приятно,

   Но чтоб то действие мне долго было внятно.

   Свойство комедии ― издевкой править нрав;

   Смешить и пользовать ― прямой ея устав.

   Представь бездушного подьячего в приказе,

   Судью, что не поймет, что писано в указе.

   Представь мне щеголя, кто тем вздымает нос,

   Что целый мыслит век о красоте волос,

   Который родился, как мнит он, для амуру,

   Чтоб где-нибудь к себе склонить такую ж дуру.

   Представь латынщика на диспуте его,

   Который не соврет без «ерго»[74] ничего.

   Представь мне гордого, раздута, как лягушку,

   Скупого, что готов в удавку за полушку.

   Представь картежника, который, снявши крест,

   Кричит из-за руки, с фигурой сидя: «Рест!»[75]

   О та́инственник муз! уставов их податель!

   Разборщик стихотворств и тщательный писатель,

   Который Франции муз жертвенник открыл

   И в чистом слоге сам примером ей служил!

   Скажи мне, Боало, свои в сатирах правы,[76]

   Которыми в стихах ты чистил грубы нравы!

   В сатирах должны мы пороки охуждать,

   Безумство пышное в смешное превращать,

   Страстям и дуростям, играючи, ругаться,

   Чтоб та игра могла на мысли оставаться

   И чтобы в страстные сердца она втекла:

   Сие нам зеркало сто раз нужняй стекла.

   Тщеславный лицемер святым себя являет

   И в мысли ближнему погибель соплетает.

   Льстец кажется, что он всея вселенной друг,

   И отрыгает яд во знак своих услуг.

   Набитый ябедой прехищный душевредник

   Старается, чтоб был у всех людей наследник,

   И, что противу прав, заграбив, получит,

   С неправедным судьей на части то делит.

   Богатый бедного невинно угнетает

   И совесть из судей мешками выгоняет,

   Которы, богатясь, страх божий позабыв,

   Пекутся лишь о том, чтоб правый суд стал крив.

   Богатый в их суде не зрит ни в чем препятства:

   Наука, честность, ум, по их, ― среди богатства.

   Охотник до вестей, коль нечего сказать,

   Бежит с двора на двор и мыслит, что́ солгать.

   Трус, пьян напившися, возносится отвагой

   И за робятами гоняется со шпагой.

   Такое что-нибудь представь, сатирик, нам.

   Рассмотрим свойство мы и силу эпиграмм:

   Они тогда живут красой своей богаты,

   Когда сочинены остры и узловаты;

   Быть должны коротки, и сила их вся в том,

   Чтоб нечто вымолвить с издевкою о ком.

   Склад басен должен быть шутлив, но благороден,

   И низкий в оном дух к простым словам пригоден,

   Как то де Лафонтен[77] разумно показал

   И басенным стихом преславен в свете стал,

   Наполнил с головы до ног все притчи шуткой

   И, сказки пев, играл все тою же погудкой.

   Быть кажется, что стих по воле он вертел,

   И мнится, что, писав, ни разу не вспотел;

   Парнасски девушки пером его водили

   И в простоте речей искусство погрузили.

   Еще есть склад смешных геройческих поэм[78],

   И нечто помянуть хочу я и о нем:

   Он в подлу женщину Дидону превращает

   Или нам бурлака Энеем представляет,

   Являя рыцарьми буянов, забияк.

   Итак, таких поэм шутливых склад двояк:

   В одном богатырей ведет отвага в драку,

   Парис Фетидину дал сыну перебяку.

   Гекто́р не на войну идет ― в кулачный бой,

   Не воинов ― бойцов ведет на брань с собой.

   Зевес не молнию, не гром с небес бросает,

   Он из кремня огонь железом высекает,

   Не жителей земных им хочет устрашить,

   На что-то хочет он лучинку засветить.

   Стихи, владеющи высокими делами,

   В сем складе пишутся пренизкими словами.

   В другом таких поэм искусному творцу

   Велит перо давать дух рыцарский борцу.

   Поссорился буян, ― не подлая то ссора,

   Но гонит Ахиллес прехраброго Гектора.

   Замаранный кузнец в сем складе есть Вулькан,

   А лужа от дождя не лужа ― океан.

   Робенка баба бьет ― то гневная Юнона.

   Плетень вокруг гумна ― то стены Илиона.