Избранные произведения - [4]

Вторая тенденция, содержащаяся в концепции «четвероякого корня», примыкает к известному закону достаточного основания, который был сформулирован Лейбницем. Но этот методологически исключительно важный закон был отнесен его автором к области логических связей и отношений, где на этот закон непосредственно опирается объединенный закон тождества, противоречия и исключенного третьего. Однако в силу принятого Лейбницем тождества бытия и мышления закон достаточного основания действует также и в сфере объективного бытия, причем свойства духовных сущностей этого бытия оказываются основанием и для существования «хорошо обоснованных (bene fundata)» материальных явлений. По-иному обстоит дело у Шопенгауэра. Он выделяет четыре различные модификации этого закона: для физических объектов, то есть для связей и отношений материального мира, затем для связей логического мышления, для отношений математических и для психологической волевой обусловленности. Все эти объекты, связи и отношения имеют место только в сфере явлений, которую он, Шопенгауэр, понимает как неполноценную область видимости, кажимости. Все это только «представления (Vorstellungen)», с одной стороны, эмпирических человеческих сознаний, а с другой — вкупе и с этими сознаниями — иллюзорные или почти иллюзорные связи причин и их следствиями носят механический линейный характер (понятие взаимодействия Шопенгауэр отвергает). Но все эти связи существуют только как связи представлений, и сами они не более как представления. Шопенгауэр объемлет их понятием «основание бывания (fiendi), или становления (des Werdens)».

В частных науках о природе эти связи постигаются интуитивно действующим «рассудком (Verstand)», а затем «объясняются» и выражаются в понятиях науки обобщающим их «разумом (Vernunft)». Таким образом, Шопенгауэр использует главные термины кантовской трансцендентальной логики, но придает им новый смысл. Рассудок сближается им с чувственностью и оказывается как бы выражением осознанной воззрительности, до некоторой степени родственной будущей «теоретической нагруженности впечатлений», о которой так много рассуждают в философии науки второй половины XX в. Это сближение стирает различие между чувственной и интеллектуальной интуицией, что произошло уже у позднего Шеллинга в его философии откровения, а в учении его об искусстве еще раньше. Что касается разума, то он у Шопенгауэра утрачивает кантовский диалектический смысл и занимает место рассудка, поскольку оперирует категориями и аппаратом формальной логики и с их помощью создает обобщения. Поэтому было бы возможно при переводах Шопенгауэра на русский язык заменять термин «Verstand», скажем, словом «умозрение», а «Vernunft» словом «рассудок». В настоящем издании мы сохранили традиционную терминологию, подчеркивающую зависимость Шопенгауэра от кантовской линии рассуждений, проделанное им коренное преобразование которой он несколько затушевал, введя между «рассудком» и «разумом» опосредующую их «способность суждения». Она значительно отличается от тех «способностей суждения», которыми оперировал Кант.

Собственно формально-логические связи философ относит ко второму виду действия закона достаточного основания. Это «разумная» обоснованность («логическая причинность») как «основание познания (cognoscendi)», действующее в виде связи логических посылок с их следствиями. Подобно Канту, Шопенгауэр резко отличает логическое обоснование от физического, и в этом имеется явный резон: обоснования результата в таких, например, суждениях, как «в комнате тепло, потому что термометр показывает, что в комнате тепло» и «в комнате тепло, потому что натоплена печь», очевидно, различны. Но между этими двумя суждениями имеется связь по содержанию, ибо ртуть в термометре поднялась довольно высоко как раз потому, что воздух в комнате согрелся от натопленной печи, и это тоже очевидно. Но конечно, специфичность собственно логических связей следует признать.

Третий вид закона достаточного основания связывается Шопенгауэром с математическим познанием: пространственная обусловленность обеспечивает существование геометрии, а временная — существование арифметики и алгебры. Здесь рассматриваемый закон действует как основание априорного категориального бытия (essendi). Ведь также и бытие материи Шопенгауэр объявляет продуктом деятельности пространственно-временных априорных связей. Тем более он полагает, что саму математику всю можно обосновать на интуициях априорной мудрости «чистого», то есть совершенно абстрактного, созерцания. Но в отличие от Канта, — это интуиции иррационального характера, причем их иррационализм несколько прикрыт отождествлением «чистого» чувственного созерцания с рассудочным. Такое отождествление Кантом, как известно, не проводилось.

И наконец, четвертый вид закона достаточного основания — это самый существенный и лежащий в основе трех остальных способ его обнаружения в области духовной сущности. Первые три модификации закона достаточного основания опираются на четвертую из них, а значит, в конечном счете должны сводиться к основаниям психического характера, которые, в свою очередь, сводятся к волевым усилиям людей, а эти усилия проистекают из аналогичной им сущности всей действительности. Таким образом, все виды причинения оказываются волевыми связями, в воле содержится сущность всякой причинности. Ниже мы увидим, какую роль во всех этих построениях сыграло, кроме мотивов, исходящих от Аристотеля и Лейбница, влияние кантовской традиции, а сейчас охарактеризуем подробнее саму четвероякую структуру закона достаточного основания в том его виде, в каком его представил себе Шопенгауэр.