Избранные произведения писателей Тропической Африки - [64]

Автобус так и не пришел, но их подвез шофер, ехавший в Сведру. Они вылезли из машины у развилки — основное шоссе сворачивало здесь вправо, а Эфуа пошла прямо, и Баако увидел железные ворота с натянутой поверху колючей проволокой, а за воротами — неровную дорогу, которая подымалась к большому недостроенному зданию, стоящему на вершине холма.

— Это дом спецуполномоченного Кункумфи, — сказала Эфуа. — Он бы мог давно его достроить. Только он слишком уж часто ездит в Европу да Америку и хочет угнаться за всеми заморскими новшествами. Посмотри-ка на него. Хорош, верно?

Они пошли дальше. Дорогу во многих местах рассекали дождевые промоины с обнажившимися зазубренными камнями, так что им приходилось внимательно смотреть под ноги. Один раз он чуть не наступил на расщепленную доску, из которой торчали ржавые изогнутые гвозди. Вскоре они подошли к большой строительной площадке, заброшенной в тот момент, когда работа на ней шла полным ходом. Кругом, насколько хватал глаз, валялись искореженные, сломанные, сгнившие строительные материалы и инструменты. От недавно посаженных деревьев осталось несколько пеньков да худосочных прутьев со случайно сохранившимися полузасохшими листьями. Тут же догнивали обломки каких-то строительных приспособлений из досок, уже изъеденных термитами, высился скособоченный штабель бетонных блоков, виднелась большая куча припорошенного латеритовой пылью песка и груда растрескавшихся камней, привезенных из гранитного карьера. Баако приостановился.

— Идем, идем, — улыбнувшись, сказала Эфуа.

Дома фактически еще не было. Площадь его, судя по уже заложенному фундаменту, была огромной, но стену строители успели вывести только с одной стороны. Баако поднял голову. Высоко в небе, волоча за собой полупрозрачный шлейф, плыл серебристо-белый реактивный самолет, и рев его двигателей, почти не слышный на таком расстоянии, наполнял тишину едва ощущаемой тревожной дрожью. Эфуа тоже подняла глаза к небу и застыла.

— Они всегда напоминали мне о тебе, — сказала она, когда самолет пропал из виду. — Ведь тот, кто летает в небе, не может быть таким же, как мы, ползающие внизу по земле. И я думала о твоем возвращении. А теперь я только думаю, что мне уж не придется летать…

Эфуа шагнула внутрь дома через дверной проем. Он последовал за ней, пытаясь понять, для чего она привела его сюда, — спрашивать ему не хотелось.

— Видишь, прихожая, а вон там общая комната, потом кухня, — торопливо, на одном дыхании сыпала словами Эфуа. — Тут было тепло и уютно, как в прекрасном видении. — Она прошла мимо пучка погнутых ржавых труб, мимо треснувшего унитаза и дальше, вдоль низких стен, пока не добралась до еще одной комнаты с ободранной электропроводкой. Помнится, она задавала ему какие-то вопросы… что он ей отвечал? — Ты поднялся так высоко, что тебе, наверно, смешно смотреть на нас. Мы-то навеки привязаны к земле. Но не смейся над нами. Если наши души разъедает грязь, то это потому, что мы тоже хотим летать… — Она долго кружила по едва намеченным комнатам, молча вглядывалась в очертания уже разрушающегося дома, словно прощаясь с погибшим возлюбленным. И снова этот ласковый, смеющийся голос: — А знаешь, очищение оказалось не слишком трудным делом.

Он с удивлением разглядывал недостроенные, но уже полуразрушенные комнаты, переходы, тупики, а когда она снова подошла к нему, не удержался и спросил:

— Тебе никогда не казалось, что все это однажды привиделось тебе, да так тут и осталось?

И опять она рассмеялась, рассмеялась почти беззвучно — может быть, для того, чтобы ее прекрасный смех сохранился в его памяти, как зримый образ.

— Вот и завершилось мое очищение, сынок, — сказала она. — Ведь эту стройку-то я затеяла. Мне хотелось, чтобы дом не показался тебе слишком маленьким. Я думала: тебя порадует то, что я начала, да не смогла закончить, а ты достроишь наше будущее жилище. Но тебе все это было ни к чему. И я стала тебя проклинать. Прости меня. Теперь, когда мы оба здесь побывали, моему недовольству пришел конец. Я мать, Баако, и, признаюсь, ты очень удивлял меня. Но теперь и с этим покончено. Постарайся понять меня, Баако. А сейчас — поедем-ка домой. — Она счастливо посмеивалась, пока они возвращались к автобусной остановке и потом ждали под жгучими лучами солнца какую-нибудь попутную машину.

Глава одиннадцатая Смерть

Ночью в палате было темно и покойно. Он лежал на спине, ощущая под собой бумажник, который так и не удосужился вынуть из заднего кармана. Ему было жарко, но цементный пол приятно холодил потную спину. Он не мог вспомнить, сколько уже дней не менял одежду и долго ли пробыл в больнице; да это и не волновало его, потому что он совершенно не представлял себе, куда пойдет, если его отсюда выпустят. Ему вспоминалась Хуана, вспоминалась бабушка. Женщины губят, женщины и спасают. Мысли торопливо ускользали от него. Был еще Окран, но этот образ вызывал противоречивые чувства; а главное, он понятия не имел, где его друзья и что они сейчас делают. Размышления о близких ему людях только тревожили, запутывали еще больше, и получалось, что обрести покой можно, лишь полностью смирившись.