Избранные произведения - [159]
Как-то вечером в доме Валентина были гости. Немного: с полдюжины родственников и столько же друзей. А к одиннадцати часам осталось совсем мало.
Соорудили (мы здесь пользуемся привычным выражением) вист, в котором принял участие и сам Валентин. Эрнесто поначалу не хотел играть, он был не в духе… Отчего? Ему показалось, что Кларинья непривычно холодна с ним. Потом все-таки сел за ломберный столик, причем постарался устроиться так, чтобы видеть Кларинью, но та безучастно, а может и нарочно, отошла к окну поболтать с подругами.
Игра началась.
Вскоре игроки вошли в такой азарт, что даже дамы приблизились к полю битвы.
Азартнее всех играли Валентин и Эрнесто.
Все с интересом наблюдали за ходом игры, впрочем довольно спокойным, как вдруг Валентин заявил, обращаясь к Эрнесто:
— Я больше не играю!
— Почему? — спросил тот.
Двоюродный брат Валентина по имени Лусио тоже поглядел на Эрнесто и сказал:
— Ты прав.
— Да почему? — настаивал Эрнесто.
Валентин встал, швырнул карты на столик и презрительно обронил:
— Не желаю!
Лусио и еще один из гостей решили:
— Это повод для дуэли.
Воцарилась глубокая тишина. Лусио обратился к Эрнесто:
— Что вы намерены делать?
— Я?
— Ну да, только дуэль…
— Но у нас это не принято… Единственное, что я могу сделать, — ответить этому сеньору молчаливым презрением…
— Что-о? — спросил Валентин.
— Ответить молчаливым презрением, потому что вы…
— Кто я?
— Кто угодно!
— Вам придется дать мне удовлетворение!
— Удовлетворение?
— Конечно, — сказал Лусио.
— Да у нас же не принято…
— Защищать свою честь принято везде!
— Как оскорбленный, я выбираю оружие.
— Пистолеты, — предложил Лусио.
— Согласен, и пусть их зарядят как следует, — заключил Валентин.
Женщины замерли от страха. Они представить себе не могли, что же теперь будет. Наконец Кларинья обрела дар речи, и первые ее слова были обращены к мужу.
Но тот будто ничего не слышал. Смятение нарастало. Эрнесто все еще протестовал против такого способа решения спора, ссылаясь на то, что у нас это не в обычае. Но Валентин ничего другого не признавал.
После долгого препирательства Эрнесто наконец согласился на кровопролитие.
— Ладно, пусть будут пистолеты.
— И сейчас же, — потребовал Валентин.
— Сейчас?
— Да. В саду.
Эрнесто побледнел.
У Клариньи померк свет в глазах, и она, опустившись на диван, лишилась чувств.
Все засуетились.
Ей тотчас оказали необходимую помощь, и минут через пятнадцать она пришла в себя.
Кроме нее, в комнате остались лишь муж и один из гостей, который был врачом.
Завидев мужа, Кларинья тотчас вспомнила о том, что произошло. Она негромко вскрикнула, но Валентин поспешил ее успокоить:
— Ничего страшного не случилось…
— Но…
— И не случится.
— Ах!
— Это была шутка, Кларинья, мы обо всем договорились заранее. Дуэль состоится, но затем только, чтобы испытать Эрнесто. Неужели ты думаешь, я допустил бы что-нибудь другое?
— Ты говоришь серьезно?
— Конечно.
Врач подтвердил слова Валентина.
А тот добавил, что его секунданты уже обо всем договорились с секундантами Эрнесто, и те, и другие в курсе дела. Дуэль состоится через несколько минут.
— Ах, мне не верится!
— Клянусь… клянусь вот этой прелестной головкой…
И Валентин, склонившись к дивану, нежно поцеловал жену в лоб.
— А если б он тебя убил! — прошептала она.
И Валентин увидел, как по щекам ее покатились две слезинки. Ну чего еще желать мужу?
— Есть способ окончательно удостовериться в том, что это шутка, — вмешался врач. — Пусть принесут пистолеты.
Кларинья встала и прошла в другую комнату, окна которой выходили в сад. Там уже собрались остальные дамы.
Принесли пистолеты. Их зарядили у Клариньи на глазах и затем выстрелили из того и другого, дабы хозяйка дома убедилась, что они разряжены и дуэль не настоящая.
Валентин спустился в сад. Вышли секунданты с пистолетами. Женщины, также предупрежденные о характере предстоящей дуэли, остались в комнате, откуда был виден специально освещенный гирляндами лампочек сад.
Отмерили шаги, каждому из соперников вручили пистолет.
Эрнесто, у которого до той минуты был какой-то отрешенный вид, как только увидел в руке противника пистолет, задрожал всем телом, хотя у него был точно такой же и секунданты сказали, что оба заряжены.
Валентин стал целиться. А Эрнесто, как ни силился, не мог поднять руку. От волнения. И он сделал знак Валентину, чтобы тот подождал, вытащил платок и отер пот со лба.
Страх его еще более усилился, когда он услышал такие слова:
— Убитого мы закопаем тут же, в саду…
— Да, конечно. Уже послали копать могилу.
— Пусть выроют поглубже!
Один из секундантов начал считать до трех, хлопая в ладоши. При первом хлопке Эрнесто вздрогнул, после второго опустил руку, а когда ему напомнили, что надо прицелиться и при третьем хлопке стрелять, он выронил пистолет и протянул руку противнику.
— Я предпочитаю дать вам другое удовлетворение. Признаю, что я был неправ!
— Как? Вы предпочитаете?.. — хором воскликнули все.
— У меня есть причины не рисковать жизнью, — пояснил Эрнесто, — и я признаю, что был неправ.
На этом инцидент, казалось, был исчерпан. И тут раздался чей-то смех, мелодичный женский смех, но для Эрнесто он прозвучал как похоронная музыка, ибо смеялась Кларинья. Все обернулись к ней. Она взяла оба пистолета, прицелилась в Эрнесто и нажала на курки.
Роман Машадо де Ассиза "Записки с того света" — произведение классической бразильской литературы конца XIX века.Герой-покойник Браз Кубас — типичный представитель своей среды — подводит итоги своей бессмысленной и никчемной жизни, обусловленной его принадлежностью к правящей верхушке, поглощенной политическими и светскими интригами. Сквозь циничное бесстрастие героя явственно проглядывает искренняя боль писателя, обеспокоенного судьбой человека и судьбой родины.
«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.
Другие переводы Ольги Палны с разных языков можно найти на страничке www.olgapalna.com.Эта книга издавалась в 2005 году (главы "Джимми" в переводе ОП), в текущей версии (все главы в переводе ОП) эта книжка ранее не издавалась.И далее, видимо, издана не будет ...To Colem, with love.
В истории финской литературы XX века за Эйно Лейно (Эйно Печальным) прочно закрепилась слава первого поэта. Однако творчество Лейно вышло за пределы одной страны, перестав быть только национальным достоянием. Литературное наследие «великого художника слова», как называл Лейно Максим Горький, в значительной мере обогатило европейскую духовную культуру. И хотя со дня рождения Эйно Лейно минуло почти 130 лет, лучшие его стихотворения по-прежнему живут, и финский язык звучит в них прекрасной мелодией. Настоящее издание впервые знакомит читателей с творчеством финского писателя в столь полном объеме, в книгу включены как его поэтические, так и прозаические произведения.
Иренео Фунес помнил все. Обретя эту способность в 19 лет, благодаря серьезной травме, приведшей к параличу, он мог воссоздать в памяти любой прожитый им день. Мир Фунеса был невыносимо четким…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.«Благонамеренные речи» формировались поначалу как публицистический, журнальный цикл. Этим объясняется как динамичность, оперативность отклика на те глубинные сдвиги и изменения, которые имели место в российской действительности конца 60-х — середины 70-х годов, так и широта жизненных наблюдений.