Избранные произведения. III том - [12]

— Что, черт вас побери, это значит?

Диксон поднялся на ноги.

— Мистер Ашер, я пытался вам отказать максимально вежливо, объяснил свою позицию с точки зрения здравого смысла, не прибегая к грубым словам или излишней и обидной для вас откровенности. Но, как я вижу, вы не ответили на мою вежливость взаимностью. И потому вынудили выложить вам все как есть, без обиняков. Вчера вечером вы закатили совершенно безобразную сцену в «Белгравии». Оскорбили хозяина галереи, поставили в неловкое положение его гостей. И мне совершенно не хочется, чтобы нечто подобное повторилось в «Диксоне». А теперь всего вам хорошего, приятного дня. Я вас больше не смею задерживать.

Питер тоже встал, агрессивно наклонив вперед голову. Начал было что-то говорить, но осекся, развернулся и вышел за дверь.

Широкими шагами он быстро миновал коридор, вестибюль и оказался на улице. Уже из седла велосипеда, нажимая на педали, он посмотрел на окна вверху.

— И вы все тоже пошли на хрен! — выкрикнул он и укатил прочь.

Свой гнев он срывал теперь на педалях велосипеда, вращая их с озлобленной мощью, набирая и набирая скорость. На светофоры, улицы с односторонним движением и полосы, зарезервированные только для автобусов, он не обращал ни малейшего внимания. На перекрестках он выезжал на тротуары, распугивая прохожих, определенно похожий на маньяка в деловом костюме, но с длинными волосами, развевавшимися от ветра.

Через какое-то время Питер пришел в себя, оказавшись на набережной Темзы в районе вокзала Виктория, где его ярость окончательно улетучилась. С самого начала было ошибкой связываться с консервативными воротилами из числа торговцев произведениями искусства, решил он. Диксон прав: его стиль им не подходит. Поначалу перспектива выглядела соблазнительной: контракт с одной из старых и более чем респектабельных галерей, как казалось, гарантировал постоянное ощущение уверенности в завтрашнем дне. А это очень плохо для молодого художника. Вероятно, он еще почувствует последствия, пагубно сказавшиеся на его работе.

Надо было держаться маргинальных салонов, компании молодых бунтарей, таких, как в «Шестьдесят девять», где года два собирались огромные силы революционного искусства, пока заведение не разорилось.

Подсознание направляло его в сторону Кингз-роуд, и внезапно Питер понял, почему это происходило. До него дошел слух, что Джулиан Блэк, немного знакомый ему по совместной учебе в художественной школе, собирался открыть новый салон и назвать его «Черной галереей»[3]. Джулиан был личностью яркой: иконоборец, презиравший мировые художественные традиции, страстно влюбленный в живопись, хотя сам как художник ничего собой не представлял.

Питер затормозил у входа в будущий салон. Его витрины были пока густо замазаны известкой, а на тротуаре поблизости громоздился штабель из досок. На лестнице стоял мастер по оформлению вывесок и выводил под фронтоном название. Пока у него получилось только: «Черная га…»

Питер пристроил свой велосипед в сторонке. «Джулиан подходит мне идеально, — подумал он. — Он начнет поиски художников и придет в восторг, заручившись уже столь звучным именем, как Питер Ашер».

Дверь оказалась не заперта, и Питер вошел внутрь, переступив через перепачканный краской рулон брезента. Стены в просторном помещении сделали совершенно белыми, и электрик крепил к потолку яркие светильники, напоминавшие софиты. В дальнем углу рабочий настилал на бетонный пол ковровое покрытие.

Джулиана Питер заметил сразу же. Он стоял неподалеку от входа и разговаривал с женщиной, чье лицо показалось смутно знакомым. На нем был черный бархатный костюм и галстук-бабочка. Его аккуратно постриженные волосы едва доставали до мочек ушей, и он выглядел привлекательным, хотя и похожим на старшеклассника из общественной школы.

Услышав, как вошел Питер, Джулиан повернулся с выражением благожелательного гостеприимства на лице, словно хотел спросить: «Чем могу служить?» Но это выражение мгновенно уступило место узнаванию, и он воскликнул:

— Бог ты мой, Питер Ашер! Вот это сюрприз! Добро пожаловать в «Черную галерею»!

Они обменялись рукопожатиями.

— Выглядишь процветающим, — заметил Питер.

— Создаю необходимую иллюзию. Зато ты вот действительно преуспеваешь. Подумать только! Собственный дом, жена, ребенок. Ты хоть понимаешь, что на самом деле должен был бы сейчас прозябать в нищете на одном из чердаков, которые некоторые чудаки называют мансардами?

Он сам рассмеялся над собственной шуткой.

Питер бросил любопытствующий взгляд в сторону женщины.

— Ах, извини, — сказал Джулиан. — Познакомься с Самантой. Ты должен был узнать ее.

— Привет, — небрежно бросила женщина.

— Ну конечно! — воскликнул Питер. — Вы же актриса! Счастлив познакомиться, — он пожал ей руку. Потом снова обратился к Джулиану: — Послушай, не могли бы мы с тобой пару минут потолковать о делах?

Джулиан слегка удивился и как будто встревожился, но сказал:

— Разумеется.

— Мне все равно пора идти, — заявила Саманта. — Скоро увидимся.

Джулиан проводил ее до двери, потом вернулся и сел на упаковочный ящик.

— Хорошо, старина, выкладывай, что у тебя на уме.