Избранные произведения. II том - [10]

— Интересно, как выглядели те древние обряды, — задумчиво проговорила леди Йяда. — Жрецы порицают принесение в жертву животных, но… Когда я ещё ребёнком жила в квинтарианской пограничной крепости, я несколько раз бывала… бывала вместе со своей подругой на осенних празднествах местного народа. Жители болот не принадлежат к той же расе, что и вилдиане, и говорят на другом языке, но я почти могла вообразить, что вернулась в древние времена. Больше всего это походило на празднество или пикник на природе… Я хочу сказать, что люди пели гимны и совершали обряды, прежде чем убить животных, и какая разница, произносить молитвы после того, как мясо уже пожарено, или до того? Так по крайней мере говорила моя подруга, — добавила леди Йяда. — Жрец в крепости никогда с этим не соглашался, да и вообще они всё время спорили. Думаю, моей подруге очень нравилось дразнить того священнослужителя.

Квинтарианские священнослужители никогда не возражали против пиршества как такового: они боролись с тем, что кланы Древнего Вилда пользовались не только мясом своих священных животных. Колдуны оскверняли души воинов племени, вселяя в них духов животных, делая воителей яростными и непобедимыми, но одновременно лишая их возможности предстать перед богами в конце жизни. Впрочем, Ингри сомневался, чтобы на любом празднестве, разрешение посетить которое могла получить эта юная девушка, пожиралось что-нибудь, кроме мяса.

— Говорят, жители болот разрисовывают себя кровью.

— Это правда, — задумчиво ответила леди Йяда. — По крайней мере все гонялись друг за другом, разбрызгивая кровь, и очень веселились. Было много грязи и вони, выглядело это довольно глупо, но вполне безвредно. Конечно, то племя не приносило в жертву людей. — Девушка оглядела поляну, словно представив себе когда-то происходивший чудовищный обряд.

— Действительно, — сухо заметил Ингри, — в этом и состояло коренное отличие квинтарианцев от древних вилдиан. — Пусть обе стороны и почитали одних и тех же богов… — Так что когда Аудар, прозванный Великим, перебил четыре тысячи захваченных в плен воинов на Кровавом Поле, он, по преданию, и не думал возносить молитвы — что сделало бойню вполне соответствующей квинтарианской доктрине, а вовсе не ересью. Преступлением, может быть, но отнюдь не человеческим жертвоприношением. Как важно тонко разбираться в теологии!

Это избиение целого поколения молодых воинов, в которых жили духи животных, сломало хребет вилдианского сопротивления восточным завоевателям. На протяжении последующих полутора сотен лет земли Вилда, обряды, сам народ насильственно переделывались на дартаканский манер, пока огромная империя Аудара не распалась в кровавых междоусобицах его гораздо менее великих потомков. Ортодоксальное квинтарианство пережило вскормившую его империю. Преследуемые магические обряды с использованием животных и дарующие мудрость гимны лесных племён в обновлённом Вилде исчезли и были почти забыты, если не считать сельских суеверий, детских считалок и изредка возникающих слухов о привидениях.

Ну… не то чтобы совсем забыты… и не всеми.

«Отец, о чём ты думал? Почему взвалил на меня это богохульство? Чего ты пытался добиться?»

Всё те же старые, мучительные вопросы, на которые нет ответов… Ингри выбросил их из головы.

— Теперь все мы стали новыми вилдианами, — задумчиво сказала леди Йяда. Она коснулась своих по-дартакански тёмных волос и кивнула в сторону Ингри. — Почти у всех выживших вилдианских кланов есть дартаканские прародители. Мы все полукровки, до единого человека, и уж во всяком случае, до единого лорда. Так что мы унаследовали грехи и Аудара, и лесных племён. Насколько мне известно, в жилах моего отца-шалионца тоже была дартаканская кровь. Он всегда говорил, что происхождение аристократов очень смешанное, сколько бы они ни гордились своими родословными.

Ингри жевал свой хлеб с олениной и ничего не ответил.

— Когда ваш отец дал вам вашего волка, — начала леди Йяда, как…

— Вам бы лучше поесть, — перебил её Ингри, не успев прожевать. — Впереди у нас ещё долгий путь. — Он поднялся, отошёл от девушки и двинулся к корзинам с продовольствием. Есть он больше не хотел, но ещё больше не хотел выслушивать болтовню леди Йяды. Выбрав не самое червивое яблоко, Ингри принялся медленно грызть его. Всё время, пока кортеж оставался на поляне, он старался держаться подальше от девушки.

Во второй половине дня путники достигли местности, где холмы стали более округлыми, а селения — более частыми и окружёнными более просторными полями. Солнце коснулось вершин деревьев, когда кортеж встретил неожиданное препятствие: каменистый брод на реке, который отряд Ингри с лёгкостью преодолел на пути в замок, из-за дождей превратился в мутную бурную стремнину.

Ингри остановил коня и огляделся. Телега, на которой везли гроб Болесо, не была водонепроницаемой: её не обили шкурами, не обмазали дёгтем, — так что можно было не опасаться, что поток подхватит её и унесёт, утащив следом лошадей. А вот шанс, что телега пропустит воду и завязнет, был велик. Ингри приказал четверым всадникам тянуть за верёвки, привязанные к телеге, чтобы помочь направить её в нужную сторону, и махнул вознице; тот принялся погонять усталых коней, чтобы как можно скорее преодолеть преграду. Вода доходила до брюха лошадей, телегу начало сносить, но благодаря усилиям всадников её удалось удержать, и в конце концов упряжка выбралась на противоположный берег. Только тогда Ингри направил через брод леди Йяду.