Избранные произведения - [60]

Шрифт
Интервал

У ней сильфиды легкой крылья…
Малютки-сильфы, верю в вас!
И что ж? Ужели перед взором,
Светла, воздушна и легка,
Как чудный гость издалека,
Она мелькнула метеором,
В отчизну сильфов унеслась
Царить над легкою толпою
И к нам не спустится порою?
О сильфы, сильфы, верю в вас!

(Между 1845 и 1859)

Беранже. Начнем сызнова

Я счастлив, весел и пою;
Но на пиру, в чаду похмелья,
Я новых праздников веселья
Душою планы создаю…
Головку русую лаская,
Вином бокалы мы нальем,
Единодушно восклицая:
«О други, сызнова начнем!»
Люблю вино, люблю Лизету, —
И возле ложа создан мной
Благословенному Моэту
Алтарь достойный, хоть простой…
Лизета любит сок шипящий,
И мы чуть-чуть лишь отдохнем:
«Что ж, — говорит, лобзая чаще, —
Давай же сызнова начнем!»
Пируйте ж, други! Позабудем,
Что скоро надо перестать,
Что ничего не в силах будем
Мы больше сызнова начать…
Покамест, с жизнию играя,
Мы пьем и весело поем,
И, страстно красоту лобзая,
Мы скажем: «Сызнова начнем!»

(Между 1845 и 1849)

Беранже. Мой челнок

Витая по широкой
Равнине вольных волн,
Дыханью бурь и рока
Покорен ты, мой челн!
Зашевелиться ль снова
Наш парус, — смело в путь!
Суденышко готово,
Не смейте, вихри, дуть!
Суденышко готово —
Плыви куда-нибудь!
Со мною муза песен,
Плывем мы да поем,
И пусть челнок наш тесен,
Нам весело вдвоем…
Споем мы; да и снова
Пускаемся в наш путь…
Суденышко готово,
Не смейте, вихри, дуть!
Суденышко готово,
Плыви куда-нибудь!
Пусть никнут под грозою
Во прахе и в пыли
Могучей головою
Могучие земли..
Я в бурю — только снова
Успею отдохнуть!
Суденышко готово,
Не смейте, вихри, дуть!
Суденышко готово,
Плыви куда-нибудь!
Когда любимый Фебом
Созреет виноград,
Под синим южным небом,
В отраду божьих чад…
На берегу я снова
Напьюсь, и смело в путь…
Суденышко готово..
Не смейте, вихри, дуть!
Суденышко готово,
Плыви куда-нибудь!
Вот берега иные:
Они меня зовут…
На них полунагие
Киприду девы чтут..
К устам я свежим снова
Устами рад прильнуть…
Суденышко готово…
Не смейте, вихри, дуть!
Суденышко готово,
Плыви куда-нибудь!
Далеко за морями
Страна, где лавр растет…
Играя с парусами,
Зефир на брег зовет…
Встречает дружба снова…
пора и отдохнуть…
Пускай судно готово…
Ты, вихорь, можешь дуть…
Пускай судно готово,
Но мне не плыть уж в путь!

(Между 1846 и 1859)

Беранже. Падучие звезды

«Ты, дед, говаривал не раз…
Но вправду, в шутку ли — не знаю,
Что есть у каждого из нас
Звезда на небе роковая…
Коль звездный мир тебе открыт
И глаз твой тайны в нем читает,
Смотри, смотри: звезда летит,
Летит, летит и исчезает…»
— Хороший умер человек:
Его звезда сейчас упала….
В кругу друзей он кончил век,
У недопитого бокала.
Заснул он с песнею, — и спит,
И в сладких грезах умирает.
— Смотри, смотри: звезда летит,
Летит, летит и исчезает!
— «Дитя, то быстрая звезда
Новорожденного вельможи…
Была пурпуром обвита
Младенца колыбель — и что же?
Она пуста теперь стоит,
И лесть пред нею умолкает…»
— Смотри, смотри: звезда летит,
Летит, летит и исчезает.
— «Зловещий блеск, душа моя!
Временщика душа скатилась:
С концом земного бытия
И слава имени затмилась…
Уже врагами бюст разбит,
И раб кумир вот прах свергает!..»
— Смотри, смотри: звезда летит,
Летит, летит и исчезает!
— «О плачь, дитя, о, горько плачь!
Нет бедным тяжелей утраты!
С звездою той угас богач…
В гостеприимные палаты
Был братье нищей вход открыт,
Наследник двери затворяет!»…
— Смотри, смотри: звезда летит,
Летит, летит и исчезает.
— «То-мужа сильного звезда!
Но ты, дитя мое родное,
Сияй, смиренная всегда
Одной душевной чистотою!
Твоя звезда не заблестит,
О ней никто и не узнает…
Не скажет: вон звезда летит,
Летит, летит и исчезает!»

(Между 1845 и 1859)

Беранже. Самоубийство

Их нет, их нет! Еще доселе тлится
На чердаке жаровни чадный дым…
Цвет жизни их едва успел раскрыться
И подкошён самоубийством злым.
Они сказали: «Мир объят волнами. —
Корабль старинный, он не будет цел..
Матросы в страхе, кормчий побледнел, —
Скорей же вплавь искать спасенья сами!»
И, смело путь пробивши в мир иной,
Они туда ушли рука с рукой.
Больные дети! слышали давно ли
Вы над собой напевы детских лет?
Пусть рано вы вкусили тяжкой доли,
Но подождите: будет и рассвет!
Они сказали: «Пусть пора проходит:
Не нам сбирать здесь жатву, другим…
И не для нас светило дня восходит…»
И, смело путь пробивши в мир иной,
Они туда ушли рука с рукой.
Больные дети! Вы оклеветали
Земную жизнь, не вызнавши вполне,
Вы в горькой чаше бытия на дне
Любви святого перла не видали!
Они сказали: «Серафимов сон —
Любовь! — ей песни пела наша лира…
Рассеян сон, алтарь наш осквернен,
Мы видели падение кумира…»
И, смело путь пробивши в мир иной,
Они туда ушли рука с рукой.
Больные дети! Но, взмахнув руками,
Вы, как орлы, могли с гнезда вспорхнуть…
И в вышине, кружась над облаками,
Пробить к светилу славы вольный путь…
Они сказали: «Лавр истлеет прахом,
И прах развеет по ветру вражда,
И нас везде найдет она, куда
Не подняли б нас крылья вольным взмахом…»
И, смело путь пробивши в мир иной,
Они туда ушли рука с рукой.
Больные дети! Гнет печальной жизни
Во имя долга вы б могли сносить…
Вы мать нашли бы нежную в отчизне,
Она могла вас знаменем прикрыть.
Они сказали: «Знамя это кровью
Обагрено, напрасно пролитой,
Но куплено ли счастье кровью той?
Иной мы любим родину любовью…»
И, смело путь пробивши в мир иной,

Еще от автора Аполлон Александрович Григорьев
Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина. Пушкин. – Грибоедов. – Гоголь. – Лермонтов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


«Роберт-дьявол»

Опера Дж. Мейербера «Роберт-дьявол» имела большой успех у русских романтиков: ей увлекались молодые В.П.Боткин и В.Г.Белинский, неоднократно упоминал о ней в своих статьях и А.Григорьев. Данная статья – рецензия на спектакль приехавшей в Москву петербургской немецкой оперной труппы.


Предсмертная исповедь

«Предсмертная исповедь» − поэма талантливого русского поэта, переводчика и литературного критика Аполлона Александровича Григорьева (1822 − 1864).*** В этом произведении описаны последние часы жизни одинокого и гордого человека. Рядом с ним находится его единственный друг, с которым он перед смертью делится своими переживаниями и воспоминаниями. Другими известными произведениями Аполлона Григорьева являются «Вверх по Волге», «Роберт-дьявол», «"Гамлет" на одном провинциальном театре», «Другой из многих», «Великий трагик», «Листки из рукописи скитающегося софиста», «Стихотворения», «Поэмы», «Проза».


Одиссея последнего романтика

В истории русской литературы заметное место принадлежит Аполлону Александровичу Григорьеву (1822–1864) — самобытному поэту, автору повестей и очерков, развивших лермонтовскую традицию, литературному и театральному критику. С именем Григорьева тесно связана деятельность журнала «Москвитянин» и газеты «Московский городской листок», где печатались его программные сочинения. В настоящем издании впервые сделана попытка собрать поэтические, прозаические и мемуарные произведения Григорьева, объединенные московской темой, а также письма и воспоминания о нем.Некоторые произведения никогда не перепечатывались.


Мои литературные и нравственные скитальчества

Аполлон Григорьев хорошо известен любителю русской литературы как поэт и как критик, но почти совершенно не знаком в качестве прозаика. Между тем он – автор самобытных воспоминаний, страстных исповедных дневников и писем, романтических рассказов, художественных очерков. Собранное вместе, его прозаическое наследие создает представление о талантливом художнике, включившем в свой метод и стиль достижения великих предшественников и современников на поприще литературы, но всегда остававшемся оригинальным, ни на кого не похожим.


Человек будущего

«Человек будущего» – первая часть своеобразной трилогии о Виталине....Один человек не имел определенной цели и шел по Невскому для того, чтобы идти по Невскому... Двинулся – сказал я, – потому что в самом деле было что-то непроизвольное в походке этого человека; без сознания и цели он шел, казалось повинуясь какой-то внешней силе, сгорбясь, как бы под тяжестью, медленно, как поденщик, который идет на работу...