Избранные произведения - [20]

Не под яркой полудня луною…

Что не запах могучих полудня цветов

Душу дразнит томленьем и страстью,

Что у неба туманного, серого — вновь

Сердце молит и требует счастья;

Что я верю в минуту как в душу свою,

Что в душе у меня лучезарно,

Что я гимн мирозданью и сердцу пою

На сыром и на грязном Лунг-Арно.

Тихо спи под покровом прозрачно-сырой

Ночи, полной туманных видений,

Мой хранитель, таинственный, странный, больной,

Мое сердце, мой северный гений.

(17 февраля 1858)

(Флоренция)

«Страданий, страсти и сомнений…»

Страданий, страсти и сомнений

Мне суждено печальный след

Оставить там, где добрый гений

Доселе вписывал привет…

Стихия бурная, слепая,

Повиноваться я привык

Всему, что, грудь мою сжимая,

Невольно лезет на язык…

Язык мой — враг мой, враг издавна…

Но, к сожаленью, я готов,

Как христианин православный,

Всегда прощать моих врагов.

И смолкнет он по сей причине,

Всегда как колокол звуча,

Уж разве в «метеорском чине»,

Иль под секирой палача…

Паду ли я в грозящей битве

Или с «запоя» кончу век,

Я вспомнить в девственной молитве

Молю, что был де человек,

Который прямо, беззаветно,

Порывам душу отдавал,

Боролся честно, долго, тщетно

И сгиб или усталый пал.

(16 февраля 1858)

(Флоренция)

Отзвучие карнавала

Помню я, как шумел карнавал,

Завираяся змеем гремучим,

Как он несся безумно и ярко сверкал,

Как он сердце мое и колол и сжимал

Своим хоботом пестрым и жгучим.

Я, пришелец из дальней страны,

С тайной завистью, с злобою немою

Видел эти волшебно-узорные сны,

Эту пеструю смесь полной сил новизны

С непонятно-живой стариною.

Но невольно я зме́ю во власть

Отдался, закружен его миром, —

Сердце поняло снова и счастье, и страсть,

И томленье, и бред, и желанье упасть

В упоенье пред новым кумиром.

(Май 1858)

(Чивитта-Веккиа)

«Прощай и ты, последняя зорька…»

Прощай и ты, последняя зорька,

Цветок моей родины милой,

Кого так сладко, кого так горько

Любил я последнею силой…

Прости-прощай ты и лихом не вспомни

Ни снов тех ужасных, ни сказок,

Ни этих слез, что было дано мне

Порой исторгнуть из глазок.

Прости-прощай ты — в краю изгнанья

Я буду, как сладким ядом,

Питаться словом последним прощанья,

Унылым и долгим взглядом.

Прости-прощай ты, стемнели воды…

Сердце разбито глубоко…

За странным словом, за сном свободы

Плыву я далеко, далеко…

(Июнь 1858)

(Флоренция)

К мадонне Мурильо в Париже

Из тьмы греха, из глубины паденья

К тебе опять я простираю руки…

Мои грехи — плоды глубокой муки,

Безвыходной и ядовитой скуки,

Отчаянья, тоски без разделенья!

На высоте святыни недоступной

И в небе света взором утопая,

Не знаешь ты ни страсти мук преступной,

Наш грешный мир стопами попирая,

Ни мук борьбы, мир лучший созерцая.

Тебя несут на крыльях серафимы,

И каждый рад служить тебе подножьем.

Перед тобой, дыханьем чистым, божьим

Склонился в умиленьи мир незримый.

О, если б мог в той выси бесконечной,

Подобно им, перед тобой упасть я

И хоть с земной, но просветленной страстью

Во взор твой погружаться вечно, вечно.

О, если б мог взирать хотя со страхом

На свет, в котором вся ты утопаешь,

О, если б мог я быть хоть этим прахом,

Который ты стопами попираешь.

Но я брожу один во тьме безбрежной

Во тьме тоски, и ропота, и гнева,

Во тьме вражды суровой и мятежной…

Прости же мне, моя святая Дева,

Мои грехи — плод скорби безнадежной.

(16 июля 1858)

(Париж)

«Мой старый знакомый, мой милый альбом…»

Мой старый знакомый, мой милый альбом!

Как много безумства посеяно в нем!

Как светит в нем солнце Италии яркое,

Как веет в нем жизни дыхание жаркое

Из моху морского, из трав и цветов,

Из диких каракуль и диких стихов.

Мой старый знакомый, мой милый альбом,

Как будто поминки творю я по нем,

Как будто бы севера небо холодное

Все светлое, яркое в нем и свободное

Туманом своим навсегда облекло…

Как будто навек все что было — прошло!

(7 ноября 1858)

(С.Петербург)

«И все же ты, далекий призрак мой…»

И все же ты, далекий призрак мой,

В твоей бывалой, девственной святыне

Перед очами духа встал немой,

Карающий и гневно-скорбный ныне,

Когда я труд заветный кончил свой.

Ты молнией сверкнул в глухой пустыне

Больной души… Ты чистою струей

Протек внезапно по сердечной тине,

Гармонией святою вторгся в слух,

Потряс в душе седалище Ваала —

И все, на что насильно я был глух,

По ржавым струнам сердца пробежало

И унеслось — «куда мой падший дух

Не досягнет» — в обитель идеала.

(26 июля 1864)

Два эгоизма Драма в четырех действиях, в стихах

Они любили друг друга так долго и нежно

С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!

Но, как враги, избегали признанья и встречи,

И были пусты и хладны их краткие речи.

Лермонтов

ДЕЙСТВУЮЩИЕ:

Степан Степанович Донской, московский барин, член Английского клуба.

Марья Васильевна, его жена.

Любовь Степановна, или Эме́, сестра его, 30-летняя дева.

Владимир Петрович Ставунин, молодой неслужащий человек.

Николай Ильич Столетний, капитан в отставке.

Кобылович, заезжий петербургский чиновник.

Баскаков, философ-славянофил.

Мертвилов, философ-гегелист.

Петушевский, фурьетист из Петербурга.

Раскатин, молодой поэт, подающий большие надежды.

Ломберов, поэт безнадежный

Подкосилов, опасный сосед.

Отец семейства.

Постин, богатый откупщик.

Корнет.

Доктор Гольдзелиг.

Вера Вязьмина.

Елена.

Дама под вуалем.

Незнакомец.

Маски.

Действие — в Москве.