Избранные письма. 1854-1891 - [142]
Здесь были и есть духовники, которые проще его сердцем; например, от. Анатолий, скитоначальник. Это, как зовет его один из его почитателей, — огромное дитя (сердцем, характером). Увлекающийся, жалостливый, бесконечно добрый, доверчивый до наивности, без всякой природной хитрости и ловкости, при этом не только не глупый и даже не простой умом, но очень мыслящий, любящий пофилософствовать и побогословствовать серьезно. Понимает прекрасно (по-моему, лучше от. Амвросия)[883] теоретические вопросы вообще. Однако… однако… все мы руководство практическое отца Амвросия несравненно предпочитаем. А был еще здесь, ныне умерший, от. Пимен[884], духовник же, необычайный подвижник, простак, добряк, смиренный; сам от. Амвросий очень любил и ценил его и всегда у него сам исповедовался. Однако его детская простота, соединенная с резкой грубостью, подчиняла больше всего деревенских баб, а мы все уважали и любили его, а советоваться не к нему шли, а к мудрому и вовсе уже не столь простому Амвросию…
У монахов даже есть особого рода отзыв про таких-то людей: «Свят да не искусен». То есть: для своего спасения хорош, а другим-то мало полезен!
Да если я не остановлюсь, то я еще несколько страниц только примерами живыми испишу.
Все это, повторяю, я написал не собственно с целью защитить Влад(имира) Соловьева (которым, Вы знаете, я теперь очень недоволен), а с целью горячо возразить Вам на Вашу неосторожную, по-моему, теорию простоты и искренности. Искренность есть большая и у врагов Церкви, у нигилистов и т. д. Искренность искренности рознь; за другую искренность казнить смертью нужно. И изворотливость изворотливости рознь; за другую изворотливость прославлять следует. А Вы пишете, что для Вас искренность важнее направления! Голубчик! Что с Вами?.. Это проклятое студенчество Ваше в Вас «отрыгнуло», с позволения сказать, на минутку! Симпатично? В личном отношении? и то не всегда! За другую искренность по морде ударишь. Искренность — хорошее направление. Так скажите. Это совсем другое дело. Вот мне вчера случайно попалась в «Русском деле» 88 года горячая, искренняя статья студента-юриста[885] (гм!) против военной дисциплины в Университете и вообще против палки. Я ей обрадовался (по личной любви и даже спрятал ее), головой покачал. Да разве в России можно без принуждения, и строгого даже, что бы то ни было сделать.
29 января
и утвердить? У нас что крепко стоит? Армия, монастыри, чиновничество и, пожалуй, крестьянский мир. Все принудительное. Да и сам этот студент-юрист, недавно еще поклонник и приверженец неопределенного морального идеализма, теперь запрягся по своей охоте в оглобли и хомут строжайшей и очень определенной спиритуалистической и обрядовой дисциплины… И теперь, в случае нужды (по примеру самих Св. Отцов), конечно, готов будет допустить даже и «палку», не какую-нибудь аллегорическую, но настоящую деревянную палку. (Тоже некрасивое средство для прекрасных нередко целей.) Для юноши живого и даровитого — 88—й год и 91—й — это 10 лет. На что же эта студенческая «отрыжка» а la Достоевский, а la Лев Толстой и т. п. «Простота ума и сердца!» «Искренность» дороже направления и т. д.
И. С. Аксаков был гораздо прямее, искреннее и благороднее Каткова. А кто из них больше сделал не только для государства, но даже и для веры нашей? «Русь»[886] Аксакова очень часто (по признанию людей, достойных доверия) лежала неразрезанной даже у единомышленников и друзей его, а «Московские ведомости» читались с жадностью всеми добрыми и толковыми гражданами России, начиная с Зимнего дворца и кончая оптинскими кельями, в которых имя его прославлялось до небес. Архимандрит наш, который ничего современного не знает и не читает, и тот, бывало, восклицал: «У нас только Катков и есть, спаси его, Господи!»[887]
Говорю все это вопреки моему личному нерасположению к покойному Каткову и вопреки моей личной же преданности Филиппову (которого вдобавок я считаю в некоторых важных пунктах церковных дел правым, а Каткова неправым). Катков лично производил на меня впечатление самого непрямого, самого фальшивого и неприятного человека; но, как я уже говорил, фальшивость характера ничуть не исключает глубокой искренности общих убеждений. Я не сомневаюсь ни на минуту, что Катков положил бы героем на плаху голову свою за Россию, если бы оказалось это нужным. А прежние московские бояре, на что уж были хитрецы, интриганы и даже часто мошенники, а разве они не были искренни и в вере, и в патриотизме своем?
Варя, увидавши, что я все Вам это пишу, а не статью для «Гражданина», бранит меня: «Как Вы мне, право, надоели, в доме денег нет, в банк надо платить, а Вы вместо статьи все Осипу Иванычу пишете!» Увы! с «утилитарной» точки зрения она совершенно права. Я эту зиму ничего еще за литературу не получил, а 400 р(ублей) с(еребром) у Берга и Цертелева набрал вперед. Но что же делать, если мне частная беседа с Вами несравненно приятнее, чем беседа с «публикой» нашей. И не только с Вами, но и с другими людьми, которые по почте обращаются ко мне с вопросами и за советами. Недавно я три утра с лишком пожертвовал на длинный ответ одному из молодых сотрудников «Гражданина» (г-ну Колышко
