Избранные - [79]

XXIII

Фусагасуга. Фусагасуга… Фу-са-га-су-га… Фу-са-га-су-га! Нелегко выговорить название местечка, где мой дядюшка Самуэль выращивал орхидеи. Вот уже два месяца, как я здесь. Меня выслали сюда как «опасного иностранца» вместе с другими немцами и итальянцами. Нас разместили в старой летней гостинице, которая до войны принадлежала немцам по фамилии Ульм, в настоящее время окончательно разорившимся.

Жизнь наша отличается удивительной монотонностью. К тому же постоянно льет дождь. Вокруг дома разбит прекрасный тропический сад, где нам иногда разрешают подышать воздухом. Однако невозможно отделаться от ощущения, что мы — в тюрьме. Люди, проезжающие по дороге, задерживаются у забора, увитого вьющимися растениями, и подолгу разглядывают нас. Некоторые при этом показывают пальцами, как будто мы — злейшие преступники. Свидетельством того, что мы не просто заключенные, а «военные враги», служат солдаты, стоящие с винтовками у входа в наше здание. Это будит любопытство, и за каждым нашим движением постоянно кто-то следит. Так обычно следят за повадками дикого зверя, запертого в клетку. Прохожие, увидев кого-то из нас, шепчут что-то друг другу; возможно, они удивлены, что у нас не такой уж страшный вид. А может быть, им известны какие-то подробности нашей жизни. Но ни разу ни от кого я не слышал ни слова сострадания, ни сомнения в том, правильно ли с нами поступили.

Среди моих соотечественников есть люди разные. Одни, как и я, понятия не имеют о причине заключения и, скорее всего, не узнают никогда. Другие лелеют надежду, что их извлечет отсюда какой-нибудь друг или влиятельный адвокат. Третьи даже пытаются шутить, говорят, что им предоставлен бесплатный отдых в таком райском месте. Но есть, конечно, и другие: нацисты-фанатики, которые гордятся тем, что «выполняли свой долг перед рейхом».

Я же испытываю постоянные страдания от того, что стал жертвой чудовищной несправедливости. Все мои мысли кружат вокруг вечного «почему?». Безуспешно пытаюсь докопаться до источника несправедливости, лишившей меня всего.

Сразу же после того, как проект Вильясеньора стал законом, было решено, что подданные стран «оси», занесенные в «черные списки», должны быть изолированы и размещены в местах заключения. С этого момента я потерял последнюю надежду. Полное безразличие овладело мною: я, как бесстрастный наблюдатель, слежу за событиями, будто все происходит на театральных подмостках и я жду от этого спектакля лишь развлечения.

Завтра воскресенье. Как всегда, приедет Ольга. Она привезет мою почту и какие-нибудь лакомства. Я должен буду съесть их в ее присутствии, чтобы доставить ей удовольствие, хотя терпеть не могу сладости. Уже без десяти десять. Пора выходить в сад, к забору, откуда я слежу за автобусами, спускающимися в облаках пыли по дороге. Из города до моей тюрьмы четыре часа езды. В одном из таких автобусов приедет Ольга. С ней я получу также газеты и счета от Фрица. Возможно, будут письма от Лаинеса или Бететы, написанные по всем правилам конспирации. Ольга расскажет, какие она выполнила поручения из тех, что я давал ей в прошлое воскресенье.

Так шло с начала моего заключения в Фусагасуге. Мы беседуем до пяти часов, прогуливаясь по саду. А ровно в пять Ольга пойдет к автобусу, и я прощусь с ней, поцеловав ее в лоб, что всегда приводит в изумление солдат охраны и пассажиров автобуса, ломающих голову над тем, что может связывать столь разных людей.

Прошли первые месяцы безоглядной любви. Теперь Ольга мне никто: ни любовница, ни подруга. Она смело могла бы изменять мне. Тем не менее она ведет себя, как самая верная жена.

Мужчина, вопреки широко распространенному мнению, — однолюб. Естественно, его могут привлекать одновременно несколько женщин, но связан брачными узами он может быть только с одной. «Однолюб» — это значит не одна любовь, а одна-единственная привязанность.

Ольга самоотверженно, почти по-матерински относилась ко мне. В том мире, где мне было отказано в последней справедливости, она заняла место Ирэн… Ирэн… Где она теперь? Жива ли? Что было бы, если бы она оставалась со мной?

Жизнь течет, дни идут за днями — проходят мимо. Я отношусь к жизни безучастно, будто к воспоминаниям, написанным много веков назад..

Разве сегодня имеет для меня значение арест Маргулиса? Из газет я узнал, что этот сотрудник торгового отдела посольства США был заключен в тюрьму собственным правительством. С помощью записывающих аппаратов было доказано, что Маргулис злоупотреблял своим служебным положением, занимаясь незаконными операциями по скупке хинина в этой стране.

В газетах говорилось также, что даже в Соединенных Штатах вызывали возмущение махинации неких молодых дипломатов, принадлежащих «золотой молодежи», которые по-своему использовали свои дипломатические обязанности наподобие Маргулиса. Этих типов там называли «бостонской группой» (речь, видимо, шла об американской Ла Кабрере). Я бы не удивился, если бы среди этой молодежи фигурировал и Мьюир. Богатые наследники, владеющие разными языками, прекрасно танцующие, прожигающие жизнь в кутежах, — капиталы родителей уберегли их от окопов…