Избранные и прекрасные - [8]

Все вокруг источало звонкую монету и магию до такой степени, что ни у кого не вызывал вопросов свет, заливающий дом от бального зала и столовых до коридоров и уединенных салонов. Этому свету было присуще особенное медовое свойство, что-то вроде лета в полузабытом саду, он освещал, не ослепляя, и был настолько обильным, что не знать, с кем целуешься, было невозможно. Кое-кто из гостей утверждал, что это явная магия, но я слышала, как изумлялись и слуги, и узнала, что все это электричество: за бешеные деньги по всему дому протянули провода, чтобы осветить его полностью щелчком единственного выключателя.

Хоть свет и порождали деньги, недостатка в магии здесь тоже не ощущалось. В главном зале барная стойка красного дерева длиной превосходила шеренгу канканирующих девиц из «Безумств Зигфелда», и гости толпились, стоя в три-четыре ряда перед медными перилами, чтобы изведать вкус… ну, а что вашей душе угодно? Однажды мне достался крошечный бокальчик алого стекла с мутно-белым содержимым, имевшим вкус кардамона, макового семени и меда, – последним вином, выпитым Клеопатрой перед свиданием со змеей, а Пол Таунсенд из «Бостон Таунсендс» накачался пойлом, которое подавали на пиру кочевников в великом Вабаре. И никаких пыльных бутылок, найденных при раскопках в пустыне, – все они были только что от виноделов и пивоваров, даром что давным-давно обратившихся в прах.

Небо над вечеринками у Гэтсби имело глубокий синий цвет, всегда было чистым и лишь слегка подернутым шелковистыми облаками, создающими атмосферу загадочности. Однажды он вызвал труппу воздушных гимнастов, которые выступали высоко над нашими головами на невидимых лестницах, будто парили в воздухе по-настоящему, и их расшитые блестками костюмы вспыхивали в лучах прожекторов мандариновыми, лимонными и лаймовыми искрами. У нас на глазах одна девушка в трико оттенка шартреза не удержалась и сорвалась, камнем рухнув на каменную плитку. Я заметила, как мои знакомые судорожно закрыли лица ладонями, но сама не смогла отвести глаз. В тот миг, когда девушка должна была удариться об землю, сверкнула вспышка, и вместо сломанной хрупкой фигурки мы увидели человека в черном, с каменным лицом, благополучно подхватившего гимнастку на руки. На ее лице застыло ошеломленное выражение. На глаза навернулись сверкающие, как стразы, слезы, и я увидела, что темно-розовая метка пестрой ежевичиной ползет, закрывая шею сбоку, словно пятно от портвейна.

Неизвестный сосредоточенно поставил девушку на ноги, и она схватилась ладонью за метку, осторожно ощупывая кости, которые наверняка были сломаны и срослись. Мужчина взял ее за другую руку, и они поклонились под гром восторженных аплодисментов.

Поговаривали, что «смерть к Гэтсби не заглядывает», и это, возможно, даже было правдой. И, уж конечно, не заглядывали уродство, раннее утро, похмелье или голод, не поддающийся утолению. Все перечисленное ждало нас за воротами, так кому же могло захотеться уехать домой?

Впервые я побывала у Гэтсби вместе с компанией Генри Конуэя. Его сестру я знала по гольф-клубу, в котором мы обе состояли, и после одного матча в начале мая, ужина в «Орленке» и коктейлей в «Тэтсби» поднялся крик, что мы непременно должны побывать у Гэтсби в Уэст-Эгге.

Одна из девушек, какая-то кузина из Атланты, пискнула было, что не получала приглашения, и Генри Конуэй смерил ее любезно-пронзительным взглядом.

– Видите ли, милочка, никому не требуется приглашение, чтобы явиться на любую из вечеринок Гэтсби. Не думаю, чтобы он когда-нибудь отослал хоть одно.

Девушка из Атланты прикусила губу, измазав неумело наложенной помадой мелкие зубки.

– Но в таком случае откуда же нам знать, что нас ждут?

Я уже забыла, кто ей ответил и насколько нелюбезной умела быть эта братия, но всего несколько часов спустя, за пять минут до полуночи, я увидела ее исступленно танцующей под полной луной с каким-то парнем из Куинса. Ее глаза с расширенными зрачками казались блестящими черными пуговицами от ботинок, кисти рук трепетали, как воробышки, пойманные на серебряную проволоку. После этого она выезжала еще один или два раза, пока я развлекалась с Генри и его окружением, но вскоре после этого исчезла, наверное, вернулась в Атланту, хотя, конечно, слухи об этом событии ходили куда более причудливые.

В сущности, она была права, и никого из нас там не ждали, но об этом никто не догадался бы. Огоньки, окутывающие пространство вокруг дома, мерцали так, словно райские кущи спустились на землю по приказу Гэтсби, и плоды, выросшие в изящном маленьком саду у дома, не были похожи ни на один виденный мной ранее: размером поменьше яблока, оттенком темнее сливы. Когда из любопытства я сорвала один, он оказался таким спелым, что пальцами я оставила на нем вмятины, а слизнув с них алый сок, сразу же ощутила легкий жар и головокружение. На миг я увидела среди изогнутых ветвей фигуру, похожую на мою: прислонившись к искривленному стволу дерева, она оттолкнула кого-то, заставляя опуститься на колени в мох, но тут я сплюнула, и образы исчезли.

Впрочем, срывать плоды в саду возле особняка Гэтсби не было нужды. Угощение на длинных белых столах – запеченная ветчина под сладкой абрикосовой глазурью, молочно-белый суп из моллюсков, изящно нарезанные фрукты, раскрывающиеся подобно цветам на селадоновых блюдах, – было идеальным, так что казалось, что уж это наверняка магия, а не слаженно работающий механизм из более чем четырех десятков официантов и работников банкетной службы, сделавших чудеса такого рода своим ремеслом.