Избранное - [6]

Другого времени – не будет!

Июль

Над камнем, жарко разогретым,

Голубоватый вьётся дым.

Июль сияет мрачным светом,

Тяжёлым светом грозовым.

В разрывах туч играют блики,

И, ясный в гневно-голубом,

Угрюм и прям, Иван Великий

Вздымает царственный шелом.

– Никто не разгадает даром

Величье страшное твоё!

За миг пред каменным ударом

С небес метнётся лезвиё –

И дождь ударит по брусчатке,

И хлынут чёрные ручьи –

Мгновенья гнева будут кратки,

Как мысли тайные твои.

Душа – она уже взлетела

Под гулкий колокол грозы,

А обезглавленное тело

Уволокут в канаву псы.

«Молиться и каяться поздно…»

Молиться и каяться поздно –

Загадано всё наперёд.

Грядущее ясно и грозно,

Как этот ночной небосвод.

Но сладко томиться надеждой,

Что жизнь повторится опять,

И снова над родиной снежной

Звезде равнодушной сиять,

И снова и кони, и сани,

И запах морозных овчин,

И сердце измучено снами –

Болит и болит без причин.

«Ещё не видно первых звёзд…»

Ещё не видно первых звёзд,

Пустое небо ясно-серо,

Алмазная твердыня мира

Податлива, как тёплый воск.

Какой медлительный огонь

В небесном пологе витает?

Звенящий воздух мягко тает

И исчезает под рукой.

Недолгий сумеречный час

Смятенья и непостоянства

В другое, тайное пространство

Неодолимо манит нас.

Лететь! В неведомое, прочь,

Легко, легко, почти невольно!

Вздымает на востоке волны

Темно сияющая ночь –

И если первый взор звезды

Полёт стремительный застигнет,

Летун как бабочка застынет

В алмазных гранях пустоты.

«Бежать, спешить – и не остановиться…»

Бежать,

спешить –

и не остановиться.

Мелькают окна,

взгляды,

листья,

лица,

Но вдруг однажды вспугнутая птица

Коснётся лба

стремительным крылом –

И в это же мгновенье всё кругом

Замрёт –

и не посмеет пробудиться,

Пока она

не позабудет страх,

Не запоёт в глубоких небесах.

Пиала

Прозрачным светом налитая,

Ты в глубине едва темна.

Коричневая, золотая,

Горит узорная кайма.

В ней стали знаками простыми

Дорога в розовой пыли,

Селенье на краю пустыни

И солнце на краю земли.

И радость утреннего сада –

Он ветви сильные простёр

В небес недолгую прохладу

И сквозь ограду, на простор.

Простой узор на хрупком своде

Сплетает вечность и предел.

Как видно, о другой свободе

Воспомнить мастер не хотел.

Его рука напоминает,

Узоры лёгкие вия,

Как щедро небо наполняет

Земную чашу бытия.

«Ни звонниц, ни колоколен…»

Ни звонниц, ни колоколен,

Мрак небес звёздами вышит,

Слабый звон над тихим полем

Ночь прозрачную колышет.

Град ли светлый, дивный Китеж

Звоном медленным туманишь?

На краю – да не покинешь!

В глубину – да не заманишь!

В сонных травах, в рыжей глине,

Там, где чутко дремлет камень,

Вековые царства гинут,

Звёзды меркнут, души канут.

Проведи меня по краю

Над поющею долиной,

Вкруг неведомого рая,

Вкруг мечты неутолимой.

«Ещё повсюду, как на лёгкой ткани…»

Ещё повсюду, как на лёгкой ткани,

Ни золота, ни серебра,

Но диких трав глубокое дыханье –

Начало сентября.

И веет упоительно и пряно

От буйных пустырей,

Где за поникшей гривою бурьяна

Стеной стоит пырей,

И робко тянет к небу повилика

Последние цветы,

И птичьего стремительного крика

Не слышно с высоты…

Все звуки гаснут. Наполняют землю

Жара и тишина,

И воздух густ и зелен, словно зелье

Беспамятного сна.

Время

Маме

Когда земля начнёт свой новый круг,

Мы будем три сестры:

Анастасия, Антонина, Нина.

Мы будем жить в большой глухой избе

Над быстрою холодною рекой,

С утра до вечера, над пяльцами склонясь,

Мы будем вышивать:

Клубнику – алым,

Зелёным – листья,

Белым – лепестки.

Вечерний дух нахлынет от реки –

Мы сказки страшные припомним:

То злую ворожейку Паучиху,

То гиблый омут, то глухой сосняк,

Где под зелёным холмиком земли

Давным-давно бродяга похоронен…

Приданое лежит по сундукам:

Вот скатерть с белым выбитым узором,

Вот покрывало на постель,

Подзор,

Салфетки с петухами и цветами,

Шуршащие сатиновые платья,

Холодные шелковые платки…

Вечерним духом тянет от реки.

Но кто-то едет!

Нет, всё тихо-тихо.

И всходит на крыльцо,

И дверь скрипит…

Всё кончилось.

А дом над узкой речкой

Обвалится,

Травою зарастёт

И в половодье на глухой заре

Сползёт с обрыва в воду.

«Россия! Все твои черты…»

Россия! Все твои черты

Оттиснуты в душе.

Повсюду узнаёшься ты:

В тоске и в мираже,

Но лучше муку и позор

Вдохнёт больная грудь,

Чем этот голубой простор

И ровный санный путь.

Как безутешно плачет медь

Вдоль синей белизны!

Мне было б легче встретить смерть,

Чем белый лик луны.

Среди нетронутых полей

И молодых снегов

Пред вечной чистотой твоей

Смолкает в жилах кровь…

«От белых лент, от сонных рек…»

От белых лент, от сонных рек

Сквозит холодное сиянье.

Пошли мне, Господи, ночлег –

Меня измучили скитанья.

В убогих русских городах

Горят огни до поздней ночи,

Но гаснет свет – и волчий страх

У спящих выедает очи.

И ясно слышно скрип саней,

Коней дыхание густое,

И ночь сияет всё сильней,

И всё темней в её просторе.

Куда идти? Кого винить?

Кого молить повинным словом,

Коль под Твоим высоким кровом

Нам негде голову склонить…

«Когда позор, тоска, бессилье…»

Когда позор, тоска, бессилье

Отравят грудь,

Для тайных странствий по России

Есть Млечный Путь.

Туманна бледная дорога –

Туман смахни,

И засияют издалёка

Огни, огни.

Смотри, пока застигнет утро:

В холодной тьме

Они рассыпаны, как будто

Письмо к тебе.

Слова горят, но слог бесстрастный

Хранит покой,

И ты уже из тайных странствий