Избранное - [206]

Таиска, выскочив в чем попало на крыльцо — выплеснуть ли под яр чайник или зашвырнуть в воду дымящуюся головешку, — любит постоять здесь, поглядеть на свое безлюдное царство. В нем нет незнакомых уголков: она все кругом исходила, добывая с братом зверя и птицу, и настолько сжилась с этим миром, что не помышляет ни о каком другом. Старший брат Дмитрий, заменивший Таиске рано умерших родителей, выучил ее таежным наукам, и в девятнадцать лет она сделалась настоящей дочерью лесной пустыни.

С реки донеслись голоса… Таиска сразу вспомнила, что вышла в одном лифчике, и быстро вернулась в избу, сердито хмуря брови. Теперь, когда на фактории живет чужой человек, у нее ощущение, словно она утратила прежнюю полную свободу. А брат доволен, охотно согласился быть проводником и готов сводить чужака в самые заветные урочища. Из их долгих разговоров по вечерам Таиска узнала, что за этим человеком придут другие, они все кругом облазают, вызнают и начнут бурить скважины. Не придет ли тогда конец ее нетронутым владениям? Разбегутся звери, откочует птица, отшельники-лебеди покинут темные озера… Это тревожит Таиску.

Вслед за братом в избу вошел, нагнувшись под низкой притолокой, приезжий — высокий человек лет тридцати, с русой бородкой и в очках. Рассеянно кивнув девушке, он через кухню прошел к себе — брат уступил геологу переднюю горницу и перебрался с сестрой в прируб за кухней.

За обедом Дмитрий велел сестре на следующий день с утра сводить постояльца к заросшему озеру, над которым поднималась самая высокая в округе сопка. Туда напрямик от фактории было всего километров шесть, но путь перегораживали болота. Чтобы добраться до озера, надо было знать дорогу по гривкам.

Геолог просидел до позднего вечера за своими бумагами, а Таиска, раздосадованная поручением, провела вечер у соседей и, не выходя к ужину, ушла спать в свой чулан.

…Выступили очень рано, по холодку. Таиска легко шагала впереди и порой забывала, что идет не одна. Она по привычке приглядывалась к следам зверей и птиц, чутко прислушивалась. И, также по привычке, шла очень быстро и бесшумно. Ее спутник скоро взмолился: ему хотелось побольше заприметить по дороге.

— Я хочу всякий бугор, каждый камень осмотреть… Знаете, как бывает: мелочь к пустяку прилепится, и такое откроется, что только держись!

Он пустился рассказывать про якутские алмазы, правда, то и дело перебивая себя, чтобы расспросить о чем-либо, привлекшем внимание. Девушка отвечала неохотно — ходить по тайге надо молча.

Потом сошли с покрытых борами мшистых гривок и вступили в пойменную чащу. Это были настоящие заросли, под которыми прятались кочки и ямы, скрытые метровой осокой топкие оконца, обнаженные корни выворотней. На прогалинах кусты оплел дикий хмель, крепкий, как проволока. В особенно трудных местах Таиске приходилось поджидать отставшего геолога. Иногда, глядя, как он напролом продирается к ней, подсказывала, куда лучше ступить, где обойти. Делала она это высокомерно и с некоторым раздражением.

— Паутов лучше не гонять — они хуже донимают, если руками махать, — чуть насмешливо советовала она, следя, как геолог отчаянно отмахивается от роя слепней.

Все же про себя она должна была признать, что горожанин идет напористо и, хоть и оступается то и дело и даже несколько раз ухал в воду, — не падает духом, а только весело чертыхается.

— Тьфу, черт, опять угораздило!.. Ах, лешие! — восклицал он, продолжая бесплодную войну со слепнями.

Был он взъерошен, мокр, исцарапан, с очками, никак не державшимися на переносице.

Этой трудной дороги было около километра, но она порядочно вымотала путников. Зато дальше пошла многолетняя гарь, заросшая кипреем и плотными островками молоденькой сосны.

Уже с час, как геолог отправился обследовать круто обрывающийся в озеро склон высоченной сопки. По нему тут и там растут оползшие сверху, с комом травянистой земли на корнях, свежо зеленеющие березки. Иные стояли свечками, другие слегка клонились, не то лежали распростершись, словно никли в поклоне. Изредка под гору скатывался камушек и с коротким плеском падал в озеро. Таиска знала, что это ходит где-то над головой геолог.

Она сидела у дымного костерка на стволе огромной ели, утопившей макушку в темной воде озера. В него под горой впадал ручей. Из распадка за спиной тянуло холодком, и девушке, разгоряченной ходьбой, захотелось выкупаться. Она прошла на песчаный мысок, намытый ручьем, круто уходивший в глубокую воду, и, взглянув наверх, проворно разделась.

Поднятая Таиской волна будила травы под берегом и дремлющие камыши, они начинали покачиваться и кивать, слегка шелестя. Стрекозы сверкали слюдяными крыльями. Таиска хлопала по воде горстью и прислушивалась к гулкому эху. Неподалеку слетела спугнутая ею пара молчаливых уток.

Наплававшись и озябнув, Таиска вышла на берег и побежала к месту, куда не доставала тень сопки. Полуденное солнце жгло кожу.

Обернувшись на внезапный треск за спиной, она увидела продирающегося сквозь заросли геолога. Он тяжело дышал и тревожно озирался, сжимая в руке длинный черенок молотка. Таиска кошкой подскочила к своему платью и им прикрылась.