Избранное - [112]
Ломая ведомственную рутину и сопротивление сановников, Дума и общество брали в свои руки дело обороны. За июльскими фанфарами четырнадцатого года потянулись тяжелые и мрачные военные будни…
Здание Тенишевского училища цело и поныне — на Моховой улице, со школой и театральным залом ТЮЗа. Казалось оно мне огромным и вмещало целый неизвестный, заманчивый мир. Всякий раз, что нас, приготовишек, пестун наш Николай Платонович Вукотич, белый как лунь маленький тщедушный человечек в длинном, испачканном мелом сюртуке и в пенсне на черном шнуре, выстраивал в пары, чтобы вести куда-нибудь по зданию, я как бы отправлялся в фантастическое путешествие. Чего стоил один зимний сад с пальмами, пышными растениями и бассейном с водорослями! Среди них в темной глубине проплывали пестрые рыбки и прятался сом.
С первых же классов малышей водили в мастерскую, уставленную верстаками и пахнущую стружками, — нас учили обращаться со столярным инструментом, строгать и пилить. И как же пригодилось это мне впоследствии!
Путь в класс ручного труда лежал через анфиладу кабинетов и лабораторий. Там в шкафах — неведомые приборы с блоками и металлическими рычагами, банки со змеями и осьминогами. А в одном — скелет со скалившим зубы черепом! Старшеклассники нагревали докрасна стеклянные трубки на синем пламени горелок, вертели головки винтов микроскопов; иногда поражали младших опытами с дымом и бурным кипением или вырастающей на глазах из стакана с сахаром, политым серной кислотой, черной и вонючей ноздреватой шапкой, — этого я и через полстолетия не забыл! И вовсе восхищал зал с кольцами и трапециями, свисающими с потолка, лестницами и турником, матом, на котором кувыркались после прыжка через кобылу. Тут командовал элегантный учитель в визитке, со сверкающей булавкой в галстуке — настоящий швед, выписанный из Стокгольма и сильно коверкавший русский язык.
Тенишевское училище и стало модным в Петербурге именно благодаря таким выписным преподавателям, своим лабораториям и кабинетам, обильным и вкусным ученическим завтракам и особым, прогрессивным методам обучения, позаимствованным чуть ли не в английских колледжах. Тут, кроме этого, была изжита рутина казенных гимназий, введены ручной труд, практические дисциплины. Не было, само собой, формы. Все это вполне отвечало настроениям общества, тянувшего прочь от всего, что отражало еще дух и строй николаевской России. В Тенишевском училище все было поставлено на широкую ногу. И сюда отдавали своих отпрысков люди разных кругов и сословий — но не состояний! Высокая, значительно выше, чем в гимназиях и ведомственных учебных заведениях, плата за учение предопределила некий имущественный ценз для поступающих. И он стоил ценза сословного или ограничений по вероисповеданию!..
Однажды в классе был неожиданно прерван урок и всех учеников собрали в просторном коридоре второго этажа — с подобием амвона и киотом на одном конце и портретами царя и царицы на другом. Коридор этот служил рекреационным залом и местом для того, что мы называем сейчас летучками. Торжественные собрания происходили в актовом зале с многоярусным амфитеатром. К нам вышел директор училища в сопровождении словесников и объявил, что умер Лев Толстой. После него говорил мой учитель русского языка Алексей Матвеевич Смирнов-Куфачевский. Он заразил учеников своей влюбленностью в древнюю российскую письменность и вдохновенным чтением «Слова о полку Игореве». Я и сейчас, перечитывая «Житие протопопа Аввакума» и «Слово о погибели земли Русской», вспоминаю милого и неловкого, пришепетывающего Алексея Матвеевича. Его засаленный сюртучок, целлулоидные воротнички и шипящее, с присвистом произношение, над которыми позволяли себе трунить бойкие классные хлыщи.
Возле директора стояли оба законоучителя. Они довольно живо обсуждали что-то вполголоса. Однако переговоры не привели ни к чему: священники, видимо, отказались служить панихиду по отлученному от церкви графу. Непонадобившееся облачение унесли, так и не развернув.
Мне приходится признаться: в то время имя Толстого мне почти ничего не говорило. Знал я только его «Детство» и «Отрочество». Я вообще мало читал русских книг — недаром в классе у меня была кличка «Француз». И вправду, я, как себя помню, был приучен к французскому языку. Он настолько вошел в домашний обиход, что мне привычнее было разговаривать с родными на нем, чем на своем языке. Перечитал я множество французских детских книг, повести Гектора Мало и Доде, знал наизусть сказки Перро и басни Лафонтена. Зато русских сказок и истории почти не знал.
Однако на последующие годы пришлись три важные даты, широко отмеченные всей Россией и решительно повернувшие интересы мои и чтение ко всему национальному.
С начала 1911 года старшеклассники репетировали инсценировки «Записок охотника», а мы разучивали стихи Никитина и Плещеева — деревенская тема выплеснулась наверх. Общество собиралось, воспользовавшись пятидесятилетием освобождения крестьян, разобраться в своих отношениях с мужиком. Петербург наводнили юбилейные издания. В писчебумажных магазинах продавались литографированные портреты царя-освободителя с пышными подусниками и пробритым подбородком, открытки с картины Мясоедова, изображавшего девочку, читающую бородатым мужикам в зипунах царский манифест о воле. На театре шли пьесы о крепостном времени.
Олег Васильевич Волков — русский писатель, потомок старинного дворянского рода, проведший почти три десятилетия в сталинских лагерях по сфабрикованным обвинениям. В своей книге воспоминаний «Погружение во тьму» он рассказал о невыносимых условиях, в которых приходилось выживать, о судьбах людей, сгинувших в ГУЛАГе.Книга «Погружение во тьму» была удостоена Государственной премии Российской Федерации, Пушкинской премии Фонда Альфреда Тепфера и других наград.
Рассказы Олега Волкова о Москве – монолог человека, влюбленного в свой город, в его историю, в людей, которые создавали славу столице. Замоскворечье, Мясницкая, Пречистинка, Басманные улицы, ансамбли архитектора О.И. Бове, Красная Пресня… – в книге известного писателя XX века, в чьей биографии соединилась полярность эпох от России при Николае II, лихолетий революций и войн до социалистической стабильности и «перестройки», архитектура и история переплетены с судьбами царей и купцов, знаменитых дворянских фамилий и простых смертных… Иллюстрированное замечательными работами художников и редкими фотографиями, это издание станет подарком для всех, кому дорога история Москвы и Отечества.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Валерий Тарсис — литературный критик, писатель и переводчик. В 1960-м году он переслал английскому издателю рукопись «Сказание о синей мухе», в которой едко критиковалась жизнь в хрущевской России. Этот текст вышел в октябре 1962 года. В августе 1962 года Тарсис был арестован и помещен в московскую психиатрическую больницу имени Кащенко. «Палата № 7» представляет собой отчет о том, что происходило в «лечебнице для душевнобольных».
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.
Книжечка юриста и детского писателя Ф. Н. Наливкина (1810 1868) посвящена знаменитым «маленьким людям» в истории.
В работе А. И. Блиновой рассматривается история творческой биографии В. С. Высоцкого на экране, ее особенности. На основе подробного анализа экранных ролей Владимира Высоцкого автор исследует поступательный процесс его актерского становления — от первых, эпизодических до главных, масштабных, мощных образов. В книге использованы отрывки из писем Владимира Высоцкого, рассказы его друзей, коллег.