Избранное - [127]

Женщины умеют ценить деликатность чувств, и г-жа Лекастелье, отдавая должное намерениям Распространителя филлоксеры, была так любезна, что даже несколько раз покраснела, когда ученый что-то нашептывал ей на ухо.

— Будет вам, опасный вы человек! — повторяла она.

Персенуа, этот простофиля, не заметил ничего и ничего не получил. Он в эту минуту болтал, как сорока, и, глядя в потолок, сам себя слушал.

Обед прошел оживленно, на редкость оживленно. Разговор вращался вокруг политики европейских держав; супрефекту приходилось даже время от времени молча взглядывать на трех влиятельных особ, и те, давно уже постигшие все тайны дипломатии, каждый раз сворачивали беседу с опасного пути залпом каламбуров, ослеплявших, точно фейерверк. Всеобщий восторг достиг апогея, когда подали миндальный торт, который, как и в прошлом году, был точным изображением городка Д***.

Часам к девяти вечера гости, деликатно размешивая сахар в кофее, повернулись друг к другу. Брови у всех были приподняты, в глазах застыло туманное выражение, присущее людям, которые собираются после званого обеда высказать о нем свое мнение.

— Обед как будто точно такой же?

— Да, такой же.

Потом, после вздоха, молчание и напряженное раздумье.

— Совершенно такой же.

— И все же была ведь какая-то разница?

— Да, какая-то была.

— Ну, словом, он лучше.

— Да, как это удивительно! Такой же… и все-таки лучше.

— Непонятная вещь!

Но чем же он был лучше? Все напрасно ломали себе головы.

Порой им казалось, что они вот-вот поймут причину этого неясного, однако общего у всех ощущения различия, но своенравная мысль тут же ускользала, как Галатея, не желающая, чтобы ее увидели.

Потом они расстались, надеясь, что на досуге им удастся решить этот вопрос.

С тех пор городок Д*** находится во власти мучительной неуверенности. Словно над ним навис какой-то рок!.. Никто не может проникнуть в тайну, по сей день окружающую победоносное пиршество мэтра Лекастелье.

Несколько дней спустя мэтр Персенуа, погруженный в эти размышления, поскользнулся у себя на лестнице и разбился насмерть. Лекастелье горько его оплакивал.

И сейчас еще, долгими зимними вечерами, собравшись в супрефекту- ре или в податной конторе, обитатели городка Д*** беседуют, обсуждают, раздумывают, строят предположения, но вечная загадка так и остается неразгаданной. У них прямо руки опускаются!.. Иногда они уже совсем находят ответ, получают его с точностью до сто шестьдесят восьмого десятичного знака, но тут икс уравнения снова исчезает в бесконечности, теряясь меж двух утверждений, ставящих в тупик человеческий Разум и все же составляющих в нашей подлунной Символ непререкаемых предпочтений Общественного мнения:

ТОЧНО ТАКОЙ ЖЕ… И ВСЕ-ТАКИ ЛУЧШЕ!

Перевод Э.Линецкой

РАЗБОЙНИКИ

Посвящается Анри Ружону

Чем является третье сословие? — Ничем.

Чем оно должно стать? — Всем.

Сюлли, потом — Сийес

Пибрак и Нерак, этот дуэт супрефектур-близнецов, со времен Орлеанской династии соединенных проезжей дорогой, услаждал умиленные небеса изумительной гармонией дел, нравов, воззрений.

Как и в других городах, муниципальный совет волновали страсти; как и всюду, буржуа пользовались всеобщим и своим собственным уважением. Итак, все дышало миром и радостью в этом благословенном краю, как вдруг в одни из октябрьских вечеров старый неракский скрипач, оказавшись в стесненных обстоятельствах, остановил на большой дороге пибракского церковного сторожа и под покровом темноты тоном, не допускавшим возражений, потребовал у него денег.

Хранитель колокольни с перепугу не узнал скрипача и отдал кошелек, но, вернувшись в Пибрак, так расписал это происшествие, что в умах, взбудораженных его рассказом, бедный неракский старик музыкант превратился в ненасытную шайку разбойников, чьи убийства, поджоги и грабежи опустошили весь юг страны и обезлюдили большую дорогу.

Умудренные жизнью буржуа обоих городов поощряли эти слухи хотя бы уже потому, что истый собственник всегда склонен преувеличивать вину людей, которые, как ему кажется, зарятся на его капиталы. Сами они, правда, не дались в обман! Они-таки докопались до источника слухов. Подпоив церковного сторожа, буржуа принялись его выспрашивать. Сторож зарапортовался, и теперь они лучше его самого знали, в чем сущность дела!.. Однако, потешаясь над доверчивостью толпы, наши достойные сограждане решили поберечь секрет, ибо они всегда любовно берегут то, что держат в руках. Впрочем, такая сдержанность есть отличительный признак людей рассудительных и просвещенных.

Месяц спустя, вечером в середине ноября, когда часы на башенке мирового суда пробили десять, неракские буржуа разошлись по домам с видом несколько более лихим, чем обычно, и даже — честное слово! — сдвинув шляпы набекрень, за что супруги, потрепав мужей за бакенбарды, назвали их мушкетерами — прозвищем, приятно пощекотавшим сердца любящих пар.

— Знаешь, сударыня, завтра я спозаранку уезжаю.

— Ах, боже мой!

— Сейчас время получать аренду: я должен сам съездить на фермы.

— Никуда ты не поедешь!

— Это почему?

— А разбойники?

— Ба! Я и не таких видывал!

— Ты не поедешь! — категорически заявляла супруга, как это и подобает между людьми, умеющими читать мысли друг друга.