Избранное - [17]

Она стоит на лужайке, которую сама для себя высвободила, увертываясь от постоянно бесчинствующих быков и отгоняя игривых телушек и телят. (Вот ведь мудрость вынашивающей матери, пусть даже она всего-навсего скотинка!)

— Сдается мне, Габри, — говорит он сыну, который стоит в сторонке, ожидая, пока успокоится все стадо, — эта пеструха принесет двойняшку. С обоих боков полна. Только, упаси тебя бог проболтаться, мы съедим одного, ежели и впрямь так станется, хоть земля тресни! Съедим, как бог свят! Хватит от одной коровы и одного теленка!.. Так хочется отведать мясца!.. Все пустая похлебка и каша, похлебка и каша, да еще простокваша, а когда мать принесет фасоли, это уже как праздничное угощение. Да кто ж я такой? Поросенок, воробей или ворона, которым все сойдет? Я ведь рассказывал тебе, что, когда был жив твой дедушка, у нас не переводилось жаркое, телилась ли корова или подыхала, а теперь тут беспрестанно рыщет этот проклятый ветеринар, за это он и довольствия получает натурой больше, чем я, и случись с коровой какая беда, не ждет, пока она откинет копыта, а норовит продать мясо за деньги по весу, а наш брат оставайся ни с чем или лови пузатых воробьишек, ежели захотелось мясца… Ну да я обведу его вокруг пальца, дай только народиться двум телятам!

Это так. Габор Михай относится к той породе людей, которые не могут сидеть на одном хлебе, лапше и каше, а любят мясо и вино, и порою он так жаждет мяса, как не жаждет и волк (плотоядному животному временами просто необходимо мясо, иначе оно может взбеситься от тоски по нем). Сейчас май, свинины уже нет, цыплята еще не подросли. Буду я стеречь стадо Чатари на простокваше да на черством хлебе! — то и знай прорывается в нем досада на отсутствие мяса. Вот уже второй месяц, как они на выгоне, а еще ничего не случилось. Вся скотина здорова, словно собирается жить вечно.

Но вот однажды перед рассветом, еще затемно, большая пеструха отелилась и в самом дело принесла двойню. И Габор Михай в самом деле тотчас содрал шкуру с теленка покрупнее, бычка — «Хочешь жить — живи». А господин помещик пусть радуется телочке!

Этому он научился у своего отца, о котором ходила молва, что он «может выкрасть из коровы теленка». И он выкрадывал. Но то чтобы одного из двух, а даже единственного, коли на то пошло.

— Так уж у нас повелось, сынок, — говорил Габор Михай, занимаясь своим делом на краю пастбища. — В песне когда-то пелось: «Мы кровью пса вознаградим, еврею шкуру отдадим». Но мы-то не отдадим шкуру еврею, как бы не так! Чтобы он потом донес на нас помещику? Они ж и торгуются всегда из-за шкуры, помещик изводит Ижака, Ижак надувает помещика. Знаешь что? Мы сплетем из нее кнут. Шаллаи, свинопас Шлезингера, даст мне за него полугодовалого подсвинка. Он сказал мне давеча, когда пас свиней у межевой канавы: «Послушайте, дядюшка Габор! Сплетите мне хороший кнут из ремешков! Моя ребятня вконец старый-то кнут излохматила, покуда я был на военных учениях. Я дам вам за него хорошего подсвинка…» Он, вишь, прознал, услышал от меня еще раньше, что у меня нет ни поросенка, ни свиньи, все издохли в прошлом году.

— У меня нет кожи, — говорю я ему.

— Ну так спроворьте! Что это за пастух, у которого нет кожи? Телятся же коровы…

— Да, и наш свинопас тоже не отказался бы от кнута, ему тоже приходится гонять свиней плохой плеткой, и он тоже просил меня сделать ему хороший кнут из ремешков, только ему я кнута не дам. Потому как, случись господину помещику спросить у него, где он достал новый кнут, он тут же наделает в штаны и выболтает: у Габора Михая. А тогда спросят и у Габора Михая — ежели не сам барин, то этот сукин сын Андраш Тёрёк: «Откуда достал кожи на кнут?» Что я тогда отвечу? У пеструхи? Нет, нет, это негоже, тут уж держи ухо востро!

— Мясо уже есть, черт побери, только его надо сварить, не то налетят мухи и заведутся черви. Ежели оставить так, оно протухнет… Зажарить хоть сколько-нибудь тоже не помешало бы, — соображает он далее. — Тогда оно и вкусное будет, и сохранится подольше… Вот только у жареного мяса дух сильный и далеко разносится… У жареного мяса дух сильный, у Андраша Тёрёка нюх хороший, чтоб ему пусто было… Тут держи ухо востро!..

Да, мясо надо сварить, но как и когда? На рассвете огня перед шалашом не разведешь: далеко видно, да и пастуший костер на рассвете — дело куда как диковинное, пока не наступила осень. Всякий сразу подумает: «Чем это там занимается Габор Михай?» Нет, нет, это негоже.

Ну, а если днем? Костер может гореть только в обычное время, потому что и господин помещик из замка, и ключник через верхнее окно житницы видят все, и Андраш Тёрёк тоже, черт бы выел его зоркие глаза, он, пожалуй, даже сквозь стену увидит.

Стало быть, мясо надо сварить в обычное для завтрака время, так, как будто они варят лапшу, но и тогда придется не спускать глаз с околицы — не несет ли оттуда какого-нибудь черта. Оно верно, что мясо, пусть даже нежную телятину, не сваришь так скоро, как лапшу, ну да им не настолько уж приходится опасаться. К счастью, телятина и в самом деле не требует такой уж долгой варки.