Избранное - [168]
На этот раз ее не покидало ощущение, что, даже знай она все изречения назубок, это все равно не помогло бы ей обрести душевное равновесие: ведь если бы даже она каким-то чудом затвердила нужную цитату, где гарантия, что Озрик Дейн пользуется тем же, а не другим сборником (по глубокому убеждению миссис Леверет, все пишущие не выпускали их из рук), и, следовательно, узнает приводимую ею выдержку.
Вид гостиной миссис Беллингер еще более усилил ее тревогу. Менее наметанный глаз не заметил бы никаких перемен, но каждый, кто знал, по какому принципу миссис Беллингер располагает книги, немедленно уловил бы следы недавних перестановок. Как член Обеденного клуба миссис Беллингер посвятила себя Последней новинке сезона. В этой области — будь то роман или исследование по экспериментальной психологии — она была несомненно и полностью «на высоте». Куда потом девались последние новинки прошлого сезона и даже предпоследние нынешнего, куда она убирала тех кумиров, которым вчера еще столь же усердно поклонялась, никому до сих пор обнаружить не удалось. Ее ум был подобен гостинице, где факты, словно временные постояльцы, обитали недолгий срок и уезжали, не оставив адреса, а порою и платы за услуги. Сама же миссис Беллингер гордилась тем, что «идет в ногу с передовыми идеями» и что ее место во главе прогресса отражают книги, лежащие на ее столе. На этих, то и дело обновляемых, изданиях стояли, как правило, неизвестные миссис Леверет имена, и, листая их почти всегда еще влажные от типографской краски страницы, она с содроганием обнаруживала все новые и новые области знаний, куда ей предстояло, запыхавшись, поспешать за миссис Беллингер. Но сегодня несколько солидных фолиантов были искусно перемешаны с primeurs[226] книжного рынка: Карл Маркс теснил Анри Бергсона,[227] а рядом с «Исповедью блаженного Августина»[228] красовалась свежайшая монография о менделизме.[229] Даже миссис Леверет, не отличавшейся большой проницательностью, стало ясно, что миссис Беллингер понятия не имеет, о чем может заговорить Озрик Дейн, а потому ею приняты меры на все возможные случаи. Миссис Леверет почувствовала себя как пассажир океанского парохода, когда объявляют, что, хотя непосредственной опасности нет, всем лучше надеть спасательные пояса.
К счастью, приход мисс Ван-Влюк развеял ее дурные предчувствия.
— Ну, моя дорогая, — сказала мисс Ван-Влюк, оживленно приветствуя хозяйку дома, — какие темы намечены на сегодня?
Миссис Беллингер как раз потихоньку заменяла сборник Вордсворта томиком Верлена.[230]
— Право, не знаю, — ответила она несколько нервно. — Пожалуй, посмотрим по обстоятельствам.
— По обстоятельствам? — сухо произнесла мисс Ван-Влюк. — То есть, как я это себе представляю, вы хотите, чтобы Лора Глайд потопила нас в рассуждениях о литературе.
Сама мисс Ван-Влюк посвятила себя филантропии и статистике, и даже мысль о том, что кто-то отвлечет внимание высокой гостьи от этих предметов, приводила ее в негодование.
Тут вошла миссис Плинт.
— О литературе! — воскликнула она протестующе. — Но для меня это полная неожиданность. Я рассчитывала, что мы будем говорить о романе Озрик Дейн.
Миссис Беллингер внутренне вздрогнула, но оставила шпильку без внимания.
— Право, мы не можем сделать его главной темой — во всяком случае, подчеркнуто главной, — объяснила она. — Можно, конечно, направить разговор в это русло, но начать надо с чего-нибудь другого, и об этом я как раз хотела с вами посоветоваться. Не будем забывать, что мы почти ничего не знаем ни о вкусах, ни об интересах нашей гостьи, и тут трудно подготовиться заранее.
— Трудно, но необходимо, — внушительно заявила миссис Плинт. — Уж я-то знаю, к чему приводит, когда полагаются на авось. Как я на днях сказала племяннице: бывают всякие обстоятельства, и настоящая леди обязана быть к ним готовой. Недопустимо надевать пестрое платье, когда идешь с траурным визитом, или носить прошлогодние туалеты, когда пущен слух, будто твой муж — банкрот. Точно так же и с темой беседы. Я хочу одного — знать заранее, о чем пойдет речь. Тогда я, несомненно, сумею сказать то, что должно.
— Полностью с вами согласна, — кивнула миссис Беллингер, — однако…
И в эту минуту, возвещенная раскрасневшейся от волнения горничной, на пороге появилась Озрик Дейн.
Миссис Леверет — как она впоследствии сказала сестре — сразу поняла, что их ждет. Она с первого взгляда определила, что Озрик Дейн не станет облегчать им задачу. Судя по ее натянутому виду, менее всего приходилось рассчитывать на то, что эта гостья поможет хозяевам исполнить долг гостеприимства. Она выглядела так, словно явилась сфотографироваться для нового издания своих произведений.
Желание умилостивить божество, как правило, обратно пропорционально его ответной реакции, и холод, которым веяло от знаменитой особы, удвоил стремление членов клуба быть ей приятными. Ее манера держаться мгновенно рассеяла даже робкую надежду на то, что она может питать признательность за приглашение, а под ее взглядом — как сказала впоследствии миссис Леверет сестре — невольно казалось, что у вас шляпка съехала набок. Все эти знаки величия не замедлили произвести впечатление на присутствующих, и они просто замерли от ужаса, когда миссис Роуби, следуя вместе со всеми за хозяйкой дома в столовую, куда та вела знатную гостью, вдруг обернулась и шепотом сказала:
Графиня Эллен Оленская погружена в свой мир, который сродни музыке или стихам. Каждый при одном лишь взгляде на нее начинает мечтать о неизведанном. Но для Нью-Йорка конца XIX века и его консервативного высшего света ее поведение скандально. Кузина графини, Мэй, напротив — воплощение истинной леди. Ее нетерпеливый жених, Ньюланд Арчер, неожиданно полюбил прекрасную Эллен накануне своей свадьбы. Эти люди, казалось, были созданы друг для друга, но ради любви юной Мэй к Ньюланду великодушная Оленская жертвует своим счастьем.
Впервые на русском — один из главных романов классика американской литературы, автора такого признанного шедевра, как «Эпоха невинности», удостоенного Пулицеровской премии и экранизированного Мартином Скорсезе. Именно благодаря «Дому веселья» Эдит Уортон заслужила титул «Льва Толстого в юбке».«Сердце мудрых — в доме плача, а сердце глупых — в доме веселья», — предупреждал библейский Екклесиаст. Вот и для юной красавицы Лили Барт Нью-Йорк рубежа веков символизирует не столько золотой век, сколько золотую клетку.
Впервые на русском — увлекательный, будто сотканный из интриг, подозрений, вины и страсти роман классика американской литературы, автора такого признанного шедевра, как «Эпоха невинности», удостоенного Пулицеровской премии и экранизированного Мартином Скорсезе.Сюзи Бранч и Ник Лэнсинг будто созданы друг для друга. Умные, красивые, с массой богатых и влиятельных друзей — но без гроша в кармане. И вот у Сюзи рождается смелый план: «Почему бы им не пожениться; принадлежать друг другу открыто и честно хотя бы короткое время и с ясным пониманием того, что, как только любому из них представится случай сделать лучшую партию, он или она будут немедленно освобождены от обязательств?» А тем временем провести в беззаботном достатке медовый не месяц, но год (именно на столько, по расчетам Сюзи, хватит полученных ими на свадьбу подарков), переезжая с виллы на озере Комо в венецианское палаццо и так далее, ведь многочисленные друзья только рады их приютить.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В романе «Век наивности», написанном в 1920 г. Эдит Уортон рисует сатирическую картину нью-йоркского высшего общества 70-х годов прошлого века.Вступительная статья А. Зверева. Примечания М. Беккер и А. Долинина.
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.