Избранное. Том 2 - [123]
Личный секретарь дарина с кошачьей осторожностью прокрался к двери, прислушался, выждал несколько мгновений и робко постучал.
— Прошу позволения доложить, мой господин… — проговорил он, но ему никто не ответил. Секретарь постучал чуть громче. Снова тишина. «Спят… Как же теперь быть?..» — растерялся он. Однако помялся, преодолел страх и постучал опять.
— Кто это? — послышался недовольный голос дарина.
— Я! — Секретарь немного приотворил дверь.
— Что надо?
— Бахти пришел с важной вестью…
— А?.. Бахти?.. Он что, не мог выбрать другого времени?.. — но голос длиннобородого дарина прозвучал тревожно. Он снял руку с груди Модан, поднял голову, глаза его расширились и мгновенно протрезвели. Модан потянулась, прикрыла поплотней одеялом нагое тело…
…Шанжан вошел в свой кабинет, проклиная последними словами тех, кто нарушил его сладостный кейф. Если причина окажется пустячной, этим дуракам не поздоровится…
— Ну, что ты бродишь по ночам? А?.. — спросил он у Бахти, грозно сводя брови.
— Народ…
Бахти осекся от волнения.
— И что же — народ?..
— Народ подбивают…
— Подбивают?.. Кто подбивает, на что подбивает?..
— Коротышка… Коротышка мулла…
— Что еще за мулла?!
От крика, который обрушился на Бахти, тот совсем лишился речи. Он вздрогнул и опустил голову.
— Что же ты молчишь, Бахти? — приблизился к нему дарин. — Или ты только для того и явился, чтобы нарушить мой кейф?
— Нет, нет, мой господин…
— Тогда говори и не бойся, — приказал дарин, чувствуя, что Бахти принес и в самом деле какую-то важную весть.
Заикаясь, не находя нужных слов, Бахти кое-как рассказал, что сегодня вечером неизвестный человек в мечети Дадамту призывал народ к бунту, что народ возбужден разными слухами и в некоторых местах вот-вот готов подняться и выступить против властей.
— Я так думаю… Всему причина — Коротышка мулла…
Длиннобородый дарин уже слышал кое-что о нем и решил добраться до этого смутьяна, но пока его сдерживало то, что мулла Аскар пользовался большой известностью среди простого народа. Однако последние слова Бахти насторожили дарина и развеяли остатки опиумного хмеля в его голове.
— Безмозглый ишак, — неожиданно накинулся он на Бахти, — почему ты не сообщил обо всем раньше?
Бахти, который скакал всю ночь, надеясь за усердие получить достойную награду, сник и весь сжался.
— Прочь отсюда, негодяй!.. — крикнул длиннобородый, ткнув пальцем, словно острым шилом, в лоб перетрусившего Бахти. — И не сводить глаз с этой хитрой собаки, понял?
— Понял, все понял, господин…
— И не упусти чего-нибудь, если не хочешь, чтобы я нацепил твою голову на кол!
Бахти, пятясь задом, вышел из комнаты.
Секретарь доложил, что в приемной дожидаются старосты Желилюзи, Баяндая, Чулукая, Панджима, Актопе, Турпанюзи и просят немедленно принять их. Теперь настала очередь растеряться дарину.
— Мне кажется, пока нам еще нечего опасаться, — робко проговорил секретарь, от которого не укрылась тревога шанжана.
— Пусть войдут, — приказал дарин, помолчав.
— Слушаюсь, мой господин…
— Погоди! Этим проклятым чаньту нельзя верить, хоть они и старосты… На всякий случай обыщи их!
— Повинуюсь, господин мой…
…Вошедшие в один голос заговорили о том, что было уже известно дарину со слов Бахти.
— Вы называетесь старостами, но сами не способны даже раскрошить куриный помет, — с откровенным презрением проговорил дарин, не дав им высказаться до конца. Его гнев привел всех в замешательство.
— Так-так, — продолжал дарин с издевкой, — значит, вместо того чтобы хватать и казнить подстрекателей бунта, вы торопитесь ко мне выплакивать свои слезы. А?..
Старосты покрылись холодным потом.
— Уж не заодно ли вы сами с этим сбродом? А?
— Мы?.. Аллах нам свидетель…
Только вконец перепугав старост и напустив страху, шанжан несколько смягчился, велел не сводить глаз с каждого, кто вызывает сомнение, и выпроводил своих гостей из кабинета. За какие-нибудь несколько минут старосты натерпелись таких унижений и оскорблении, и за какие грехи? За свою же преданность! — что опомнились, только порядком отъехав от города.
В эту ночь волнения и тревоги не миновали и верховного кази. События, подобные уже описанным, произошли во многих мечетях Кульджи — в Карадоне, Тахтивине, Айдоне. Узнав о случившихся бесчинствах, верховный кази утратил покой. И в такие-то дни гун Хализат не нашел ничего лучшего, чем разъезжать по гостям… Верховный кази посоветовался с имамами и бросился к шанжану.
— Я ожидал, господин верховный кази, что хоть вы принесете мне радостные известия, — язвительно сказал ему длиннобородый.
— Если у рабов аллаха укрепить пошатнувшуюся веру… — начал было кази, сдвигая с покрытого испариной лба свою огромную чалму, — если…
— Это ясно и мне самому, — перебил его длиннобородый. — Мне только не ясно, чем занимаются ваши духовные наставники, которым до сих пор мы вполне доверяли…
— О аллах, ты сам видишь, как я предан хану!.. — выкрикнул кази, потрясая четками.
