Избранное. Том 2 - [115]

— Э, нет, мулла Аскар! Тогда палили бы в небо ракетами, били в набат и стреляли из деревянных пушек, — не задумываясь, ответил ювелир Семят.

— Вошь всегда кусает за больное место, — повар Салим указал мулле на ханский ярлык.

— Вот оно что… Ну-ка, посмотрим, кто это кусает, вошь, или блоха, или, может, что-нибудь другое… — Мулла Аскар, бормоча, направился к забору, и толпа раздалась, отступила, давая ему дорогу.

В ханском ярлыке было два параграфа. В первом сообщалось, что в целях защиты народа от возможных смут создаются отряды национальной обороны под командованием хакима Хализата. Во втором населению предписывалась своевременная уплата податей и добросовестное исполнение различных повинностей. За неподчинение ханский ярлык грозил жестокими наказаниями.

Не спеша, как бы взвешивая каждое слово, прочитал мулла Аскар вслух текст ярлыка на уйгурском языке и, закончив, повернулся к тесно обступившим его людям. Сотни глаз выжидающе наблюдали за ним. И опять обратился мулла Аскар к ярлыку и стал читать так же громко и внятно во второй раз. Каждый звук, каждый слог вонзался в самое сердце толпы, как ржавый зазубренный нож, стоны и причитания слышались то в одном, то в другом конце площади. Если бы вместо Аскара был кто-то другой, его давно заставили бы замолкнуть, но мулла Аскар продолжал читать, тщательно выговаривая длинные, как бы змеящиеся фразы.

Смысл той части ханского ярлыка, где шла речь о национальных отрядах, остался непонятным для массы простодушных темных людей, не умеющих разгадать изощренной хитрости многоопытных китайских правителей, — тут еще требовались усилия, чтобы развернуть яркую обертку и увидеть не сладкую конфетку, а отравленную пулю. Зато все, что касалось налогов и повинностей, было каждому ясней ясного…

В мертвой тишине закончил мулла Аскар чтение ярлыка во второй раз, и такое же безмолвие — душное, тяжкое, предгрозовое — стояло всюду, где в тот день читали и перечитывали ханский ярлык: на городских площадях, у крепостных ворот, в ближних и самых далеких селениях. Страшным был этот день, и страшной была тишина над Синьцзяном!..

— Братья!.. — Голос Аскара, как эхо дальнего грома, прозвучал над толпой, и встрепенулись люди, и во взорах, обращенных к нему, загорелась… Нет, не надежда, но… Какое-то смутное подобие надежды вспыхнуло в сотнях глаз.

— Братья!.. — повторил мулла Аскар, и руки его, простертые вперед, слегка дрожали. — Кто сложил из камней эту крепость? Не наши ли отцы и деды?.. Кто прорыл эти каналы, кто пустил в них воду, кто вспахал эту землю, кто покрыл ее полями и взрастил на ней сады?.. Не отцы ли наших отцов, не деды ли наших дедов?..

Одобрительный гул валом прокатился по площади.

— Но кто ныне пожинает плоды их трудов?.. Ответьте мне, люди!

Молчала наполненная народом площадь. Прямой вопрос требовал прямого ответа, но те, кто стоял сейчас перед Аскаром, привыкли думать каждый о своем, о собственных неудачах и бедах, и не думали, а может быть, и боялись задумываться над причиной общих страданий. Или дело в другом: и самые великие истины таятся в глубине самых простых сердец, но не каждому дано подыскать нужные слова?.. Те слова, которые давно уже вызрели у муллы Аскара и теперь взлетали над площадью…

— Родупаи[85] сидят на ваших, шеях! Вы кормите их всю жизнь, но они никогда не бывают сыты! Им мало вашего пота и вашей крови, пришел час — и вот уже хотят вас лишить насиженных гнезд, отобрать все, что еще у вас было!..

Глухо, угрюмо заворчала толпа, заворочалась, где-то раздались возгласы — еще редкие, слабые, раздались и потонули, сгинули в напряженной странной тишине. Мулла Аскар повысил голос:

— До каких же пор, братья, мы будем покорно нести на своих плечах позорное бремя?.. До каких пор мы будем только стонать и жаловаться аллаху?.. Не пора ли нам расправить согнутые спины, поднять головы и громко сказать: хватит! Мы терпели, долго терпели, но больше нет у нас сил терпеть!.. Довольно!..

Вот когда треснула, разбилась в осколки тишина! Яростным смерчем, взлетевшим от земли до неба, повисло над площадью:

— Твоя правда, Аскар!

— Довольно!

— Хватит!..

Густой голос повара Салима пробился сквозь шум и вопли:

— Не станем платить подати!..

— Верно!..

— Не станем платить!..

— Не дадим наших сыновей в солдаты!..

— Не дадим!..

— Не дадим!..

Мулла Аскар — маленький, властный, — поднял руки на уровень лица, требуя спокойствия:

— Помните, братья, — никто не добьется от нас ни зернышка, ни паршивого цыпленка, если все мы будем держаться вместе! Вместе, бурадары, и не отступать ни на шаг от своего!..

— Правильно!..

— Ни на шаг!.. Упереться — и стоять на своем!

— Как народ захочет — так и будет!..

Теперь уже не из отдельных людей состояла толпа — она срослась, слилась в единый порыв, единое сердце, единый громовой голос. Но когда этот голос достиг такой мощи, что никто, никакая сила не могла бы, казалось, его заглушить, послышался протяжный призыв муэдзина к вечерней молитве. Петля упала, захлестнула горло толпы…

Мулла Аскар терпеливо ждал, пока закончится молитва и площадь поднимется с колен. И заговорил снова, но тут во второй раз оборвалась его речь: