Избранное. Том 1. Сон в начале тумана - [196]

— А теперь — тащите все, что пригодится нам в будущей жизни! — скомандовал Армоль.

Он притащил мачту с парусом, длинные весла, нашел двух передовых псов, надел на них ошейники и приволок на цепи к берегу. Туда же перекочевала его нарта на хороших стальных полозьях.

Жена с сыном таскали мешки с пушниной и складывали здесь же у моря.

— А как же быть с моей матерью? — дрожащим голосом спросила Гальганау.

— Пусть остается здесь, — ответил Армоль. — Нам она ни к чему, а здесь она никому не помешает.

Он пошел в ярангу, чтобы забрать оружие и охотничье снаряжение. Чем он ближе подходил к отчему дому, в котором родился и вырос, тем сильнее становилась черная тревога и жалость к себе.

В чоттагине сидела мать Гальганау. Старуха уже почти не видела, но хорошо слышала и все понимала.

— Покидаешь меня, сынок? — тихо спросила она.

— Уезжаем, — ответил Армоль.

— А я?

— Тебе-то что, — ответил Армоль, — живи в новой жизни.

— Не жить мне — от позора умру.

— Твое дело.

— Слушай, сынок, — горячо зашепелявила старуха. — Прежде чем уедешь, исполни древний обычай.

От этих слов Армоля пробрал мороз по коже. Но слова были сказаны. Этот древний обычай уходил корнями в очень давние времена. Старики, чувствуя, что становятся обузой для живущих, обращались к близким родственникам с просьбой помочь им уйти сквозь облака. Просьба была равносильна приказу, и его неисполнение грозило всякими бедами.

Армоль беспомощно оглянулся.

— Я прошу тебя помочь мне, — торжественно и громко повторила старуха, и в это мгновение в чоттагин вошли Гальганау с сыном.

Они все слышали. Гальганау приложила ладони к глазам и тихо зарыдала.

— Замолчи! — прикрикнул Армоль на нее, лихорадочно соображая, как же удушить старуху. Он стал припоминать, как это делали другие. Надо было использовать ремень, а его жалко, потому что взять его потом нельзя. Убивать же старуху из огнестрельного оружия не полагалось. Можно заколоть, но для этого требовалось ритуальное копье, которое было лишь у Орво. Единственный способ, как ни жалко ремня, — удушить старуху.

— Приготовь ее, — сухо приказал Армоль жене и снял со стены кружок тонкого нерпичьего ремня.

Гальганау помогла старухе войти в полог.

Сын расширенными от ужаса и удивления глазами наблюдал за приготовлениями отца. Армоль сделал петлю, проверил крепость узла и через отдушину в пологе подал ее Гальганау. Через некоторое время она вышла из полога и кивнула мужу.

Армоль натянул петлю. Он чувствовал, как трепещет в предсмертных судорогах старуха, и удивлялся: как это похоже на охоту, когда держишь конец гарпунного линя, а морж бьется в воде. Армоль крепко держал ремень, и в чоттагине было тихо, слышалось лишь всхлипывание Гальганау и какие-то булькающие вздохи из-за меховой занавеси полога.

Когда Армоль почувствовал, что в пологе все затихло, он кивнул жене:

— Иди посмотри.

Галыанау приподняла меховую занавесь.

Старуха стояла на коленях, голова ее была запрокинута, словно она хотела выглянуть в отдушину. Гальганау заголосила, но Армоль прикрикнул:

— Войди в полог и втяни ремень.

Галыанау, вздрогнув словно от удара, вползла в полог, торопливо вобрала туда конец ремня и сложила рядом с упавшей на бок бездыханной матерью.

— Теперь все, — сказал Армоль и еще раз тщательно оглядел опустевший чоттагин: со стен были сняты ружья, винчестер, ремни, и даже охотничий бог удачи уже был отнесен сыном в байдару.

Армоль с сыном и женой вышел из яранги.

Кто-то стоял возле байдары.

Армоль сразу узнал Орво.

— Выполз, мерзкий старик! — выругался Армоль и зашагал вперед.

Еще издали Орво громко сказал:

— Я все понял. Опомнись, Армоль, и отнеси свое добро обратно в ярангу.

— Ничего ты не понял, — ответил Армоль. — Ты давно перестал понимать что-либо и позволяешь белым вертеть тобой, как они хотят. Я ухожу от вас на другой берег. С этим берегом я распростился навсегда. Я только что помог уйти сквозь облака бабушке…

— Нехорошо ты поступил: новый закон запрещает удушение, — сказал Орво.

— Живите вы сами с новым законом, — огрызнулся Армоль и крикнул жене и сыну:

— Помогите столкнуть байдару в воду!

Все трое взялись за борта байдары, и судно закачалось на легкой, приглаженной южным ветром волне. Не оглядываясь на увещевание Орво, Армоль принялся нагружать байдару. Он слышал краем уха слова старика, но не вникал в их смысл, хотя они его так раздражали, что несколько раз у него было желание прихлопнуть Орво, как назойливого комара. Байдара глубоко осела в воду. Армоль установил мачту и привязал к ней двух передовых собак, которые, почуяв расставание с родным, тоскливо и громко завыли. Армоль замахнулся на них, собаки прижали уши от страха, но воя своего не прекратили.

— Даже собаки и те не хотят, уезжать, — продолжал Орво. — А ты хуже собаки, что ли?

— Ты перестанешь зудеть? — Армоль близко подошел к старику и замахнулся.

Орво слегка отстранился, но в его глазах не было страха.

— У тебя есть еще время выгрузиться. Я никому не скажу. Ты должен жить с нами. Пойми: нет ничего хуже, чем потерять родину.

— Я уже ее потерял, — бормотал Армоль, хлопоча вокруг байдары.

Вроде бы все взято. Жаль, что нельзя увезти на байдаре всю упряжку, всю ярангу, весь этот берег вместе с ярангами, с галечной косой, окруженной с одной стороны морем, с другой — лагуной, эти привычные скалистые берега на концах косы… Армоль тряхнул головой, вошел по колено в воду и оттолкнул байдару от берега. Шагнув раза два, он перебросил тело в судно.