Избранное. Том 1. Сон в начале тумана - [14]

Ему пришлось несколько раз повторить эти слова, прежде чем Орво что-нибудь уразумел. Лицо его вытянулось, и Джон решил, что старик беспокоится об обещанной награде.

— Все, что обещал Хью, вы получите, — горячо заверил его Джон. — И даже больше. Я обещаю дать вам больше.

Джон так разволновался, что вдруг ощутил, как тяжелая волна жара поднимается в груди, теснит дыхание и заполняет слезами глаза.

— Подумаем, — уклончиво ответил Орво. — Время есть. Пока не утихнет ветер, никуда не поедем.

Орво отвечал Джону на чукотском языке. Спохватившись, он перешел на английский. Он объяснил Джону, что, конечно, они повернут обратно, как только убедятся в том, что лед оторвало от берега. Орво наблюдал за выражением глаз Джона и видел, что парню худо. И не от известия, что взломало лед, а оттого, что началось то, чего больше всего опасались.

Это называется почернением крови. Такое часто бывает у людей, которые отмораживают конечности. По прошествии нескольких дней кожа на пораженных участках чернеет, словно бы обугливается на невидимом огне. Таинственное пламя пожирает человека, выедая внутренности. Смерть наступает быстро.

Единственное спасение — отсечь пораженный орган. На своем веку Орво перевидал много людей с отрезанными пальцами ног и рук: ведь мороз — обычное дело на Севере. Большинство сделали эту операцию собственноручно и таким образом спаслись… Однако на отсечение кистей или стопы и даже всей ноги могли решиться только настоящие энэныльын,[11] обладающие большим опытом, передаваемым из поколения в поколение.

Орво подозвал Ильмоча и показал ему на воспаленные глаза Джона.

— У него начинает чернеть кровь, — сказал он вполголоса, словно канадец мог понять чукотский разговор.

Ильмоч молча приложил свою широкую шершавую ладонь ко лбу Джона и подтвердил:

— Как чайник на огне.

Джон начал сердиться: неужели его считают сумасшедшим только потому, что он хочет вернуться на корабль? Или они не понимают, что ему лучше трое суток плыть на корабле в Ном, чем трястись на собачьей нарте бог весть сколько времени до какого-то призрачного Анадыря, которого, может быть, и на свете нет!

Он принялся сердито и торопливо объяснять это Орво, но старик, казалось, пропускал мимо ушей все его слова, занятый своими мыслями.

Пурга продлится не менее трех суток. Этого вполне достаточно, чтобы черная кровь поднялась до сердца и сожрала человека. Белого человека, отданного на сохранение Орво и его товарищам. А когда умрет Джон, им лучше не возвращаться на побережье, ибо белые за одного своего соплеменника могут погубить все селение. Так было несколько лет назад, когда нешканцы убили моряка-насильника, обесчестившего малолетнюю девочку. Белые подвели корабль ближе к берегу и открыли ружейный огонь по ярангам. Те, кто не успел убежать за лагуну, погибли от пуль. Потом моряки сошли на берег, обчистили опустевшие яранги и на прощание подожгли. И это за одного убитого белого человека.

Орво поднял глаза и почти с ненавистью посмотрел на Джона. Джон содрогнулся: никто еще до этого так не смотрел на него.

— Ружья будут ваши, — повторил Джон и почувствовал, как сухо у него во рту и туманом наполняется голова, затемняя сознание. Собрав последние силы, он попытался заглянуть в глаза Орво. — Вы получите большую награду, — прохрипел он, валясь на бок.

— Беда, — сказал Орво, вернувшись в чоттагин. — У него началось горение.

— Что будем делать? — испуганно спросил Армоль.

— Не знаю, — глухо отозвался Орво. — Будем ждать, пока не помрет. А потом выждем, пока не уйдет корабль.

Токо молча поднялся со своего места и подошел к больному. Джон лежал на боку. Глаза его были полузакрыты, и он что-то бормотал на своем языке, часто-часто повторяя: мэм, мэм, — должно быть, звал свою мать.

Токо положил его поудобнее. Больной на секунду приоткрыл глаза, но не узнал его.

Джон дышал тяжело, дыхание со свистом вырывалось из его широко открытого рта, и даже на расстоянии чувствовалось, какое оно горячее.

Токо вернулся к сидящим в отдалении мужчинам. Орво дрожащими пальцами уминал табак в крохотной головке трубки.

— Надо его спасти, — сказал Токо.

— Спасти можно, если отрезать черное мясо, — ответил Орво.

— Хотя бы так, — медленно проговорил Токо. — Будет жив. Лучше привезти его обратно безрукого, чем мертвого.

Орво судорожно затянулся трубкой и раздраженно произнес:

— А что ты ответишь белым, если они скажут, что не было нужды отсекать черное мясо? Как их ты сможешь убедить, что надо было? Ты не знаешь этот народ: они родятся с убеждением, что всегда правы и что мнение человека иного цвета кожи не может быть верным.

— А что же все-таки делать? — подал голос Армоль.

— Может быть, сделаем так: не будем думать, кто он, а словно беда случилась с кем-нибудь из нас? — осторожно спросил Ильмоч.

— Но возвращать-то его надо! — почти выкрикнул Орво. — Какими глазами я посмотрю на капитана, когда привезу ему обрубок человека. Он даже есть не сможет, не то что на охоту ходить!

— Белый человек не только охотой живет, — возразил Токо.

— Можно позвать Кэлену, — задумчиво проронил Ильмоч. — Она сможет отсечь черное мясо. Она уже делала такое. Знаешь Мынора? — обратился он к Орво.