Избранное. Том 1 - [88]

Опустив голову, Ма Чжунин пошел к коню. В седле он немного приободрился: «Еще не все потеряно. Пробуду какое-то время в Аксу, пополню войска, приведу их в порядок. Двинусь на Кашгар, возьму его, потом Яркенд и Хотан. В моих руках окажутся Курля, Кучар, Аксу, Кашгар, Яркенд, Хотан. Там до пяти миллионов уйгуров. Приручу их, создам сильное войско и пойду на север…» У Ма Чжунина прибавилось сил после принятого решения, и белый конь, будто не касаясь земли, понес его вперед, торопясь доставить к победной цели.

Поодаль показались солдаты, вышедшие на утренние учения за стены городской крепости. Га-сылин стал наблюдать, не слезая с коня. Настроение его опять испортилось: солдаты-новобранцы и те, кто их учил, двигались вяло, нехотя.

— Наемные попрошайки! — воскликнул в сердцах Га-сылин, но его восклицание никто, кроме Сяо Ма, не расслышал. В урумчинском бою он лишился лучших своих офицеров-дунган, им самим подготовленных. Те, что их заменили, были малоопытными наемниками из провинций Ганьсу и Цинхай. Эти подонки готовы душу и тело прозакладывать за трофеи, за добычу, они ринулись в богатый край Синьцзян, словно притянутые магнитом. Способные обобрать даже покойника, они после недавних поражений лишились наживы и, не находя никаких возможностей для «коммерции», день ото дня все более падали духом. Потому-то они обучали новобранцев так лениво, считая каждый свой шаг.

«Где былой воинский порядок? Задор? Где? Где?»— думал Га-сылин, пришпоривая коня.

Былого воодушевления не замечалось и среди дунган. Убедившись в несбыточности намерения стать хозяевами Синьцзяна, прославленные военачальники, составлявшие опору Ма Чжунина — Ма Шимин, Ма Хусян, Бэйда, — стали жалеть, что так опрометчиво пошли за ним. «Уже нет смысла воевать ни с Шэн Шицаем, ни с Ходжаниязом, — думали они. — Хватит, с остатками сил нужно выходить в Цинхай, домой». Другие считали: «Шэн Шицай выигрывает. Как бы там ни было, нужно прийти к согласию с ним…» Третьи шептали: «С самого начала не нужно было ссориться с Ходжаниязом. Если бы мы сохранили единство, то раздавили бы Шэн Шицая в лепешку. Да и сейчас еще не поздно. И уйгуры, и мы — мусульмане, есть возможность найти общий язык». И только Бэйда, более других близкий к уйгурам, оценивал положение глубже и вернее, считая главной ошибкой Ма Чжунина то, что он не выступил в защиту местного населения: «Уйгуры, как и наш народ, заточены в железной клетке китайских захватчиков. Вместо того чтобы помочь им выбраться, мы подняли против них оружие и помешали правому делу. Надо думать о том, как стереть это черное пятно нашей истории…» — и несколько раз пытался объяснить свою мысль Ма Чжунину.

Га-сылину стало известно, что Шэн Шицай собирается наступать большими силами через Карашар и из Кульджи через Муздаван. Он подозревал, что Шэн Шицай и Ходжанияз уже сговорились совместно действовать против него, и сомневался, хватит ли у него сил противостоять сразу двум противникам. Свои опасения он от соратников скрыл, однако до него дошло, что многие знают и думают об этом. Тогда он созвал высших офицеров своей армии на военный совет. Присутствовавшие высказались не таясь. Заключительные выводы Га-сылин сделал сам:

— Необходимо добиться соглашения с Сабитом-дамоллой. Пусть Бэйда завтра же отправляется в путь. Но, дожидаясь соглашения, мы не будем сидеть сложа руки. Надо скорее взять Кашгар. Ма Шимин и Ма Хусян, вы отвечаете за усиление боевой подготовки!

— Ши![36] — встали с места генералы.

2

Ноша была крайне тяжелой для его молодости, для недостаточного жизненного опыта, и теперь Ма Чжунин совсем лишился сна. Он и ел кое-как, наскоро: нужно было то спешить в штаб, то провести учения с новобранцами, то дать наставления офицерам, то посетить казармы, то проверить, как кормят солдат.

И когда сегодня, измотанный нескончаемой, беспрерывной, начавшейся с раннего утра работой, он поздно ночью вошел к себе, его ждал на столе ужин — куриный бульон, две паровые булочки-момы, тушеная рыба под острым соусом. Сняв с помощью слуги Чжоу Дайяна верхнее платье, вымыв руки в поставленном на стул тазу с водой и вытерев влажным горячим полотенцем лицо, Ма Чжунин сел за стол. Проглотив две-три ложки бульона, положил в рот два кусочка рыбы, коротко бросил Чжоу Дайяну:

— Убери!

— Ши! — ответил тот, но не двинулся с места, всем своим видом как бы говоря: «Ну зачем голодать? Ешь! Ведь целый день ничего не ел…»

— Чего ждешь? Убери! — Га-сылин понял слугу и приказал без гнева, но решительно.

Чжоу Дайян начал собирать посуду, однако опять остановился:

— Говорят, водка вызывает аппетит…

— Вон ты какой! Пьяницу из меня сделать хочешь? — Тронутый заботой слуги, Га-сылин обмакнул мому в бульон, съел, улыбнулся. — Теперь доволен, сяогуй?[37]

— Ши. — Тот наклонил голову, собрал на деревянный поднос посуду со стола и вышел. Через короткое время он вернулся с маленьким чайником без чашки: командующий любил пить крепкий чай прямо из чайничка. — Урюк принесли…

— Не нужно, иди спи, сяогуй, — опять улыбнулся Га-сылин.

Сяогуй поклонился три раза и вышел. Напившись чаю, Га-сылин прилег на походную кровать.