Избранное. Том 1 - [61]

– А ты поделись, исповедуйся перед кем-нибудь, т. е. расскажи, что тебе снится, и все как рукой снимет, – посоветовал Петр Степанович.

– Ты это серьезно? – засомневался Семен Павлович.

– Вполне, – заявил друг, – давай рассказывай.

И Семен Павлович начал: «Я был курсантом высшего летного училища. В конце второго семестра первого года обучения вызвал меня подполковник, заместитель начальника училища по политчасти и говорит: «Поедете со мной в двухдневную командировку в Ленинград». Конечно, я очень обрадовался, так как никогда не был в Ленинграде. В первый же день мы быстро управились с делами и подполковник говорит: «У меня в городе есть еще дела, а Вам даю семь часов на ознакомление с Питером. Начните с Эрмитажа и основательно используйте предоставившуюся Вам возможность. Встретимся в двадцать ноль-ноль на железнодорожном вокзале у справочного бюро». Радости моей не было предела. Семь часов, почти целый день – и ни от кого никакой зависимости. Не теряя времени, поехал в Эрмитаж, там я ошалел от всего увиденного. Если бы дали возможность основательно осмотреть в течение трех месяцев, наверное, и этого времени не хватило бы, а так хотелось побывать во всех залах, все увидеть и запомнить. На третьем этаже Эрмитажа, в залах, где представлено западноевропейское искусство (точно запомнил) у портрета артистки Жанны Самари Ренуара познакомился с очаровательной, умной девушкой – Леной, коренной ленинградкой. Она охотно стала моим гидом. Лена водила меня по залам Эрмитажа, рассказывала о художниках, старалась войти во все тонкости их жизни. Вела себя Лена естественно и свободно, без всякого кокетства, никак не подчеркивала свою образованность. Но когда я задавал глупые вопросы, она смеялась и говорила:

– Откуда ты взялся, такой дремучий, где ты жил до этого времени? Ты что, никогда не слышал и не читал о Моне, Писсарро. Дега, Коро, Сезанне или ты меня разыгрываешь?

– Да что ты, Лена, – взмолился я, – вот ты называешь меня дремучим, а откуда мне быть просвещенным? У нас в Сибири, где я жил до училища, один книжный магазин на весь район, а после окончания семилетки я в 14 лет стал работать на комбайне.

– Ты меня прости, Семен, – просто сказала Лена, – но все равно ты – дремучий.

Из Эрмитажа мы вышли через три часа, а затем бродили по набережной Невы. Берега реки – из бетона и гранита, но есть просветы-ниши, в одну из которых мы вошли и спустились по ступенькам к воде. В тот день была чудесная погода, солнце еще стояло высоко. Изредка оно скрывалось за редкие клочковатые тучи, а когда выныривало – все сразу преображалось. Вода на Неве приобретала светло-зеленый оттенок, несильный ветер поднимал небольшие волны, которые искристо переливались блестками. Мы сидели на каменных ступеньках, смотрели на воду и молчали. Лена первой нарушила молчание и попросила меня рассказать что-нибудь о моих родителях. Что я мог рассказать об отце? Он погиб под Москвой в декабре 1941 года, ему шел 22 год. Понимаешь, Петр, – продолжил свой рассказ Семен Павлович, – когда я думаю об отце, то, наверное, его идеализирую и почему-то мне вспоминаются строчки Высоцкого:

Он шагнул из траншеи с автоматом на шее,

От осколков беречься не стал,

И в бою под Москвою он обнялся с землею,

Только ветер обрывки письма разметал...

Представляю солдата, прижавшегося грудью к земле, метет поземка. Солдат уже почти запорошен снегом, в правой руке винтовка, а из левого кармана шинели ветер выбрасывает листочки письма, которые уже не найдут адресата.

Сразу же после знаменитого парада в Москве 7 ноября 1941 года сибирские полки, участвовавшие в нем, были отправлены на передовую. Лыжный батальон, в котором находился мой отец, около месяца отбивал атаку за атакой. Из тех лыжников осталось всего шесть человек. Во время одной из атак гитлеровцев, когда кончились боеприпасы, он поднял оставшихся бойцов батальона, желая навязать гитлеровцам рукопашный бой. Командир был тяжело ранен, и отец взял командование оставшимися людьми на себя. Шагнул из траншеи, но не добежал до позиции врага. Его сразил автоматной очередью гитлеровец, одна из пуль попала прямо в сердце. Еще по инерции, охваченный пылом боя, он пробежал несколько метров и упал, чтобы уже никогда не подняться.

Отец так и не узнал, что у него в начале 1942 года родился сын. Мама рассказывала, что отец был очень красив, равных по силе ему не было во всем районе. Работал он в колхозе комбайнером, так что я пошел по стопам отца. Перед войной он самостоятельно подготовился и сдал экзамены экстерном за среднюю школу, мечтал учиться в сельскохозяйственной академии, увлекался поэзией, играл на баяне, гитаре. Его любимым поэтом был М. Ю. Лермонтов, он мог часами наизусть читать его стихи. Мама, получив похоронку, не могла поверить, что ее Павел, такой сильный человек, убит. Всю войну и до конца своих дней она ждала его. Двадцать лет ждала, так и не вышла замуж, хотя было много предложений. Мама была русской красавицей, так ее все называли, я это хорошо помню, а на вопросы людей о том, почему не вышла еще раз замуж, отвечала: «Потому что не смогла бы полюбить так, как любила и продолжаю любить Павла». Мама умерла еще не старой, когда я уже поступил в летное училище. Она вывозила сено на лошадях по тающему льду и вместе с подводой провалилась в реку – не выдержал лед. В воде она распрягла лошадь, спасла ее, но сама простудилась и за шесть дней «сгорела». За два дня до смерти нашла в себе силы, перекроила свое девичье платье, которое нравилось отцу, при этом сказала: «Очень хочу при встрече с отцом быть красивой». Такой она хотела предстать перед любимым.