Избранное - [29]

Появилось новое обязательное постановление, запрещающее хоронить усопших в открытых гробах.

Все чего-то ждали. Какое-то новое выражение появилось на всех лицах: что, мол, не слыхали ничего… такого?…

И вдруг по городу разнесся слух. Слух самый обыкновенный, но как-то всех необычайно ошеломивший.

Проповедника в белой одежде арестовали!..

Конечно, это было так естественно, но все же это так не гармонировало со всеобщими ожиданиями, в которых не все признавались, но которые все носили где-то глубоко в своей душе.

Чудо… воскрешает мертвых… новый пророк…

И вдруг все так просто, повседневно. Пришли полицейские и преспокойно посадили в кутузку чудотворца!

Все считали себя даже несколько как бы обиженными.

Нечего было и народ смущать и подавать поводы к разным надеждам. И лучше бы лежал этот Лазарь, как подобает покойнику, в могиле, а то шум, разговоры, а из-за чего, спрашивается?

Немногие жалели Христа.

– Я сегодня назло ему не пошла в гимназию и встала в двенадцать часов дня, – сказала Зоя Нике.

– Испеки-ка, мать, пирог с вязигой по этому случаю, – добродушно сказал о. Воздвиженский своей супруге.

– А нашего-то чудотворца забрали! – весело сказал один ученый другому ученому, встретившись с ним в университете.

Христа арестовали за городом, поздно вечером.

С немногими учениками Своими, по обыкновению, пошел Он за город в любимую березовую рощу.

Когда стемнело, рощу окружили солдатами, и наряд полиции человек в двадцать явился арестовать Христа.

Ждали сопротивления, и потому все были вооружены с головы до ног.

– Как будто на разбойника, вышли вы на Меня в полном вооружении, – сказал им Христос. – Разве не каждый день учил Я открыто на улицах города?

Полицейские смутились от этих простых слов Христа, сказанных без всякого гнева: не такого преступника ждали они найти.

Словно агнец непорочный, шел Христос в Своих белых одеждах, окруженный толпой вооруженных солдат и городовых.

А в это время митрополит Анания стоял у телефона и звонил к генерал-губернатору:

– Это вы, ваше превосходительство?

– Я, ваше высокопреосвященство!

– У меня к вам большая просьба, да я только не знаю, не явится ли это, так сказать, нарушением законов Империи?

– Помилуйте, ваше высокопреосвященство, все, что в моей власти, я готов для вас сделать.

– Я все насчет того бунтовщика… Помните?…

– Ну разумеется. Он уже взят, ваше высокопреосвященство. И, представьте, без всякого сопротивления. Сейчас сообщил мне по телефону пристав. Не извольте больше беспокоиться. Можете спокойно предаваться служению Всевышнему.

– Нет, я не о том. Мне уже сообщили, что он взят. Я бы хотел иметь с ним свидание.

– Очень хорошо.

– Но, вы понимаете, ваше превосходительство, в моем сане неудобно посещать тюрьмы, особенно в такое лихолетье… это может возбудить толки.

– Ну разумеется, я понимаю, ваше высокопреосвященство. Сегодня же арестованный будет доставлен в ваши покои.

– Глубоко благодарен вам, ваше превосходительство.

– Помилуйте, ваше высокопреосвященство!

XIII

– Я призвал тебя, чтобы говорить с тобой как пастырь с заблудившейся овцой, – сказал Анания, когда келейник ввел Иисуса в низкий, темный кабинет митрополита.

Христос молчал.

Круглые, острые глаза Анании внимательно всматривались в лицо Иисуса.

– Ты должен быть со мной откровенен. В моих руках твоя участь.

Христос по-прежнему не произносил ни слова и прямо смотрел в лицо Анании.

Владыке стало жутко, и он, чтобы скрыть свое смущение, сказал:

– Что же ты ничего не отвечаешь?

– Зачем ты звал меня? – спросил Христос.

– Я звал тебя для того, чтобы все обошлось без суда, чтобы ты раскаялся во всех своих делах. Ты молод, ты мог их совершить по неопытности, по увлечению…

– В чем хочешь ты заставить раскаяться меня?

– Ты не признаешь Церковь, – сурово сказал Анания.

– Какую?

– Церковь одна. Святая православная Церковь.

– Да, Церковь одна, – сказал Христос, – единая Церковь Христова.

– Ты играешь словами. Я не для шуток позвал тебя.

Анания нахмурился. Руки его быстро перебирали четки.

– Ты знаешь, что Христос оставил Евангелие, а не Церковь. Церковь строилась долгие века. Церковь – это сонмы святых, от мучеников первых веков до затворников наших.

– Да, – сказал Христос, – среди мучеников первых веков было много святых, были и среди затворников. Но почему ты говоришь о них? Они – Церковь Христова.

– Но тогда ты, значит, хочешь сказать, что ты не признаешь всего того учения, которое создано веками, зиждется на предании отцов наших?

– Вы, оставив заповедь Божию, как фарисеи две тысячи лет назад, держитесь предания человеческого, омовения кружек и чаш, и делаете многое подобное этому.

Анания едва сдержался, чтобы не прогнать от себя узника. Но что-то властно притягивало его к Нему.

Анания снова пристально посмотрел на Христа.

Комната была почти темная, свет из-под абажура падал лишь на стол.

И лицо Христа, бледное, с глубокими, необычайным светом сиявшими глазами, словно в черной раме выступало из темноты.

Анания впервые заметил необычайное сходство узника с нерукотворенным образом Христа.

Страх и желчная ненависть сжали его сердце.

И вот, приподнимаясь со своего места и в упор глядя в глаза Иисуса, он тихо, но твердо спросил Его: