Избранное - [27]

– «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие»[37], – отвечал Христос.

– Почему же о. Иоанн учит в церкви, что это от Бога, что так и должно быть, чтобы одни были богатые, а другие бедные? Одним для спасенья души нужна нищета, другим, напротив, богатство, чтобы они могли творить дела милосердия.

– Разве ты не знаешь, что, когда ближний просит рубашку, нужно отдать ему и верхнюю одежду?

– Знаю.

– Разве ты не знаешь, что нужно любить ближнего, как самого себя?

– Знаю, Учитель!

– Но, если ты будешь любить ближнего, как самого себя, можешь ли ты быть богат, когда есть нищие? И много ли останется от богатства твоего, если ты всякому будешь отдавать не только рубашку, но и верхнюю одежду?…

Коля не знал, что ответить, но и отказаться от всех своих грез, от всего, о чем он мечтал с таким жаром, о чем долгие вечера разговаривали они с другом Мишей, не хватало духа.

И, опустив голову, он пошел прочь от Иисуса.

X

Молва о необычайном проповеднике в белых одеждах разнеслась далеко за пределы столицы.

Народ вереницей сопровождал Иисуса, и там, где останавливался Он и начинал учить, быстро собиралась громадная толпа народа. Покуда наряд полиции успевал явиться к месту сборища, Иисус уже учил в другом месте, и другая толпа с напряженным вниманием слушала такие новые для нее слова.

Но далеко не все одинаково сочувствовали тому, что говорил Христос.

Случалось, что кто-нибудь из толпы резко прерывал Его, задавал вопросы с явным намерением обличить Христа или в сектантстве, или в политической неблагонадежности. Но Христос, к радостному изумлению большинства, всегда несколькими словами, простыми и ясными, без труда разбивал козни врагов. Это приводило их буквально в ярость; и тогда они начинали грозить Ему тюрьмой и виселицей.

На другой день после заседания у митрополита Христос рано утром вышел на площадь. Его уже ждал народ, потому что Он часто приходил туда.

Христос чувствовал, что недолго Ему остается учить, и потому с какой-то особенной тихой лаской смотрел на окружавшую Его толпу. Это были по преимуществу простые люди: приказчики, дворники, прислуга. В отдалении стояло несколько священников, несколько дам, какой-то офицер в николаевской шинели.

Христос говорил:

– «Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был наг, и вы одели Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне.[38]

Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое. Не любящий Меня не соблюдает слов Моих.[39]

Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом».[40]

Вы должны или последовать за мной, или не называться моими учениками, но открыто признать себя язычниками.

«Никакой слуга не может служить двум господам. Нельзя служить Богу и мамоне»[41]. Что высоким считается у людей – богатство, чины, роскошь, слава, – то мерзость пред Богом!

«Ибо всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится![42]

Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас!»[43]

В это время из толпы ко Христу подошел высокий седой старик, сборщик на построение храма, в каком-то полумонашеском одеянии.

– Сладко поешь, – насмешливо сказал он, – где-то сядешь? Откуда такой взялся?

– Я – Иисус из Назарета, – проговорил Христос.

– Ну, этого я там не знаю, а только что на улицах народ мутить нельзя… вот что. Про каких это ты тут двух господ толкуешь… Тоже, небось, понимаем вашего брата; небось, оба кармана прокламациями набиты. Недаром балахон-то надел.

– А ты не мешай ему! Дай послушать… – вмешался какой-то молодой парень.

– Много ты понимаешь, – презрительно бросил ему старик, – тут против Царя и церкви православной средь бела дня митинг устроили, а ты: «Дай послушать».

– Да что ты сам-то смыслишь! Ничего тут против Царя сказано не было. Говорят тебе: Богу, так Богу, а хочешь мамоне, валяй мамоне.

– А вот я сейчас тебе покажу!

И обратясь ко Христу, старик сказал:

– Ну-ка, любезный: позволительно ли Царю подати платить?

Он подмигнул толпе и остановился в ожидании.

Всех заинтересовал этот вопрос. С ожиданием следила толпа за бледным лицом Христа.

Христос поднял Свои задумчивые глаза и спросил:

– Есть у тебя какая-нибудь монета?

Старик недоумевающе уставился на Христа:

– Да ты что?! Экспроприатор, что ли?

– Давай, давай, уж он знает! – нетерпеливо понукали его со всех сторон.

Старик достал рубль:

– Вот, на! Рубль даю.

Христос не взял монету в руки, а только спросил:

– Кто изображен здесь?

– Ну что ты разыгрываешь-то, – с неудовольствием проворчал старик, – знаешь, кто: Государь Император.

– Так вот и отдавай Царю то, что ему принадлежит. Ну а Божье Царю отдавать нельзя.

Купец молча спрятал рубль и отошел.

А по толпе пронесся гул восторга. Но это был не легкомысленный восторг от внешней красоты ответа Христа. Видно было, что простые сердца поняли, что хотел сказать Он, и поняли, сколько скорби, сколько жестокостей влечет за собой проведение этого ответа в жизнь.

Христос поднялся, чтобы идти в другое место, ибо опасно было оставаться на одной площади слишком долго.