Избранное: Стихотворения. Поэмы. Переводы - [12]

Венков еловых птичьи лапки

В снегу остались от живых.

Твоя могила в белой шапке,

Как царь, проходит мимо них,

Туда, к распахнутым воротам,

Где ты не прах, не человек,

И в облаках за поворотом

Восходит снежный твой ковчег.

Не человек, а череп века,

Его чело, язык и медь.

Заката огненное веко

Не может в небе догореть.

В дороге

Где черный ветер, как налетчик,

Поет на языке блатном,

Проходит путевой обходчик,

Во всей степи один с огнем.

Над полосою отчужденья

Фонарь качается в руке,

Как два крыла из сновиденья

В средине ночи на реке.

И в желтом колыбельном свете

У мирозданья на краю

Я по единственной примете

Родную землю узнаю.

Есть в рельсах железнодорожных

Пророческий и смутный зов

Благословенных, невозможных,

Не спящих ночью городов.

И осторожно, как художник,

Следит проезжий за огнем,

Покуда железнодорожник

Не пропадет в краю степном.

Земное

Когда б на роду мне написано было

   Лежать в колыбели богов,

Меня бы небесная мамка вспоила

   Святым молоком облаков,

И стал бы я богом ручья или сада,

   Стерег бы хлеба и гроба, —

Но я человек, мне бессмертья не надо:

   Страшна неземная судьба.

Спасибо, что губ не свела мне улыбка

   Над солью и желчью земной.

Ну что же, прощай, олимпийская скрипка,

   Не смейся, не пой надо мной.

II

Близость войны

Кто может умереть — умрет,

Кто выживет — бессмертен будет,

Пойдет греметь из рода в род,

Его и правнук не осудит.

На предпоследнюю войну

Бок ó бок с новыми друзьями

Пойдем в чужую сторону.

Да будет память близких с нами!

Счастливец, кто переживет

Друзей и подвиг свой военный,

Залечит раны и пойдет

В последний бой со всей вселенной.

И слава будет не слова,

А свет для всех, но только проще,

И эта жизнь — плакун-трава

Пред той широкошумной рощей.

Суббота, 21 июня

Пусть роют щели хоть под воскресенье.

В моих руках надежда на спасенье.

Как я хотел вернуться в до-войны,

Предупредить, кого убить должны.

Мне вон тому сказать необходимо:

«Иди сюда, и смерть промчится мимо».

Я знаю час, когда начнут войну,

Кто выживет, и кто умрет в плену,

И кто из нас окажется героем,

И кто расстрелян будет перед строем,

И сам я видел вражеских солдат,

Уже заполонивших Сталинград,

И видел я, как русская пехота

Штурмует Бранденбургские ворота.

Что до врага, то все известно мне,

Как ни одной разведке на войне.

Я говорю — не слушают, не слышат,

Несут цветы, субботним ветром дышат,

Уходят, пропусков не выдают,

В домашний возвращаются уют.

И я уже не помню сам, откуда

Пришел сюда и что случилось чудо.

Я все забыл. В окне еще светло

И накрест не заклеено стекло.

«Русь моя, Россия, дом, земля и матерь!..»

Кони ржут за Сулою…

«Слово о полку Игореве»

Русь моя, Россия, дом, земля и матерь!

Ты для новобрачного — свадебная скатерть,

Для младенца — колыбель, для юного — хмель,

Для скитальца — посох, пристань и постель,

Для пахаря — поле, для рыбаря — море,

Для друга — надежда, для недруга — горе,

Для кормщика — парус, для воина — меч,

Для книжника — книга, для пророка — речь,

Для молотобойца — молот и сила,

Для живых — отцовский кров, для мертвых — могила,

Для сердца сыновьего — негасимый свет.

Нет тебя прекрасней и желанней нет.

Разве даром уголь твоего глагола

Рдяным жаром вспыхнул под пятой монгола?

Разве горький Игорь, смертью смерть поправ,

Твой не красил кровью бебряный рукав?

Разве киноварный плащ с плеча Рублева

На ветру широком не полощет снова?

Как душе — дыханье, руке — рукоять.

Хоть бы в пропасть кинуться — тебя отстоять.

«Тебе не наскучило каждому сниться…»

Тебе не наскучило каждому сниться,

Кто с князем твоим горевал на войне,

О чем же ты плачешь, княгиня зегзица,

О чем ты поешь на кремлевской стене?

Твой Игорь не умер в плену от печали,

Погоне назло доконал он коня,

А как мы рубились на темной Каяле,

Твой князь на Каяле оставил меня.

И впору бы мне тетивой удавиться,

У каменной бабы воды попросить.

О том ли в Путивле кукуешь, зегзица,

Что некому раны мои остудить?

Так долго я спал, что по русские очи

С каленым железом пришла татарва,

А смерть твоего кукованья короче,

От крови моей почернела трава.

Спасибо тебе, что стонала и пела.

Я ветром иду по горячей золе,

А ты разнеси мое смертное тело

На сизом крыле по родимой земле.

Проводы

Вытрет губы, наденет шинель

И, не глядя, жену поцелует.

А на улице ветер лютует,

Он из сердца повыдует хмель.

И потянется в город обоз,

Не добудешь ста грамм по дороге,

Только ветер бросается в ноги

И глаза обжигает до слез.

Был колхозником — станешь бойцом.

Пусть о родине, вольной и древней,

Мало песен сложили в деревне —

Выйдешь в поле, и дело с концом.

А на выезде плачет жена,

Причитая и руки ломая,

Словно черные кони Мамая

Где-то близко, как в те времена,

Мчатся, снежную пыль подымая,

Ветер бьет, и звенят стремена.

«Чего ты не делала только…»

Чего ты не делала только,

   чтоб видеться тайно со мною…

Тебе не сиделось, должно быть,

   за Камой, в дому невысоком,

Ты пóд ноги стлалась травою,

   уж так шелестела весною,

Что боязно было: шагнешь —

   и заденешь тебя ненароком.

Кукушкой в лесу притаилась

   и так куковала, что люди

Завидовать стали: ну вот,

   Ярославна твоя прилетела!

И если я бабочку видел,

   когда и подумать о чуде

Безумием было, я знал:

   ты взглянуть на меня захотела.

А эти павлиньи глазкú —

   там лазори по капельке было