Избранное. Стихи, песни, поэмы - [13]

1978

Художник Куянцев

В убогом быту коммунальной квартиры,

В своей однокомнатной секции-клетке

Художник Куянцев рисует картины, –

Они на стене – словно птицы на ветке.

Художник Куянцев, он был капитаном,

И море – его постоянная тема.

Две вещи он может писать неустанно:

Простор океана и женское тело.

Лицо его сухо. Рассказы бесстрастны:

Тонул, подрывался, бывал под арестом.

Он твёрдо усвоил различие в красках

Меж нордом и зюйдом, меж остом и вестом.

Упрятаны в папки его акварели,

Полны необъятного солнца и ветра,

И я закрываю глаза – неужели

Бывает вода столь различного цвета?

Но в праздничность красок вплетается горе,

Поскольку представить художнику трудно

Цветущие склоны без форта и море

Без хищной окраски военного судна.

И снова этюдник берёт он, тоскуя,

И смотрит задумчиво или сердито

В окно на дома и полоску морскую,

Откуда однажды пришла Афродита.

1979

«Стою, куда глаза не зная деть…»

Стою, куда глаза не зная деть,

И думаю, потупясь виновато,

Что к городу, любимому когда-то,

Как к женщине, возможно охладеть.

И полюбить какой-нибудь другой,

А после третий – было бы желанье.

Но что поделать мне с воспоминаньем

Об утреннем асфальте под ногой?

Мне в доме старом нынче – не житьё.

Сюда надолго не приеду вновь я.

Но что поделать с первою любовью,

С пожизненным проклятием её?

Обратно позовёт, и всё отдашь,

И улыбнешься горестно и просто,

Чтобы опять смотреть с Тучкова моста

На алый остывающий витраж.

Горит полнеба в медленном дыму,

Как в дни, когда спешил на полюс «Красин»,

И снова мир печален и прекрасен, –

Как прожил без него я, не пойму.

1979

Самозванец

Два пальца, вознесённых для креста,

Топор и кнут. В огне не сыщешь броду.

О, самозванство – странная мечта,

Приснившаяся некогда народу!

Отыскивая этому причину,

Я вижу вновь недолгую личину,

Народную беду и торжество,

Лжедмитрия бесславную кончину

И новое рождение его.

Что проку пеплом пушку заряжать,

Кричать с амвона, чуя смертный запах?

Сегодня ты им выстрелишь на запад –

Назавтра он воротится опять.

Под Тушино хмельную двинет рать,

Объявится с Болотниковым в Туле,

Чугунным кляпом в орудийном дуле

Застрянет, чтобы снова угрожать.

Не красоваться у Москвы-реки

Боярским, соболями крытым шубам,

К палатам опустевшим мужики

Идут толпой с «невежеством и шумом».

И за верёвку дёргает звонарь.

И вызревает вновь нарыв на теле.

Дрожи, Москва, – грядёт мужицкий царь!

Ликуй, Москва, – он царь на самом деле!

Его казнят, и захлебнётся медь,

Но будут вновь по деревням мужчины

Младенцам песни дедовские петь

При свете догорающей лучины

И, на душу чужих не взяв грехов,

Всё выносить – и барщину, и плети,

Чтоб о Петре неубиенном Третьем

Шептались вновь до первых петухов.

1979

Ностальгия

Белой ночи колодец бездонный

И Васильевский в красном дыму.

Ностальгия – тоска не по дому,

А тоска по себе самому.

Этой странной болезнью встревожен,

Сквозь кордоны границ и таможен

Не спеши к разведённым мостам:

Век твой юный единожды прожит,

Не поможет тебе, не поможет

Возвращение к прежним местам.

На столе институтские снимки,

Где Исаакий в оранжевой дымке

И канала цветное стекло.

Не откроются эти скрижали.

Мы недавно сюда приезжали,

После выпили, – не помогло.

Этот контур, знакомый и чёткий,

Эти мальчики возле решётки,

Неподвижная эта вода.

Никогда не стоять тебе с ними,

Не вернуться на старенький снимок

Никогда, никогда, никогда.

1979

Гвардейский вальсок (песня)

Задушили Петра,

Задушили по делу.

Не с того ли с утра

Так листва поредела?

Всюду крики «Ура!» –

И опущен шлагбаум.

Пыль уносят ветра

На Ораниенбаум.

От Фелицы, увы,

Мало нам перепало, –

Воспитайте же вы

Цесаревича Павла.

Сколько всё это раз

Пересказано за ночь!

Вся надежда на вас,

Граф Никита Иваныч.

Произволу конец, –

Мост опустит охрана,

Мы войдём во дворец

И прикончим тирана.

Пусть, бедою грозя,

Нам вещает Кассандра, –

За свободу, друзья,

За царя Александра!

Лейб-гусар удалой,

Испытаем судьбину:

Николая долой,

И виват Константину!

…На булыжниках кровь,

Алый туз на одежде.

На наследников вновь

Пребываем в надежде.

1980

Памяти Владимира Высоцкого

1

Погиб поэт. Так умирает Гамлет,

Опробованный ядом и клинком.

Погиб поэт, а мы вот живы, – нам ли

Судить о нём как встарь – обиняком?

Его словами мелкими не троньте, –

Что ваши сплетни суетные все!

Судьба поэта – умирать на фронте,

Вздыхая о нейтральной полосе.

Где нынче вы, его единоверцы,

Любимые и верные друзья?

Погиб поэт, не выдержало сердце, –

Ему и было выдержать нельзя.

Толкуют громко плуты и невежды

Над лопнувшей гитарною струной.

Погиб поэт, и нет уже надежды,

Что это просто слух очередной.

Теперь от популярности дурацкой

Ушёл он за иные рубежи:

Тревожным сном он спит в могиле братской,

Где русская поэзия лежит.

Своей былинной не растратив силы,

Умолк певец, набравши в рот воды,

И голос потерявшая Россия

Не замечает собственной беды.

А на дворе – осенние капели,

И наших судеб тлеющая нить.

Но сколько песен все бы мы ни пели,

Его нам одного – не заменить.

2 (песня)

На Ваганьковом горят сухие листья.

Купола блестят на солнце – больно глазу.

Приходи сюда и молча помолись ты,

Даже если не молился ты ни разу.

Облаков плывёт небесная отара

Над сторожкой милицейскою унылой,

И застыла одинокая гитара,

Как собака над хозяйскою могилой.

Ветви чёрные раскачивают ветры