Избранное - [144]

24. Смерть Аны де Чавес.

Тогда же, перед самым отплытием в Тьерра-Фирме, жестокий тиран приказал казнить одну несчастную женщину, жительницу острова, которую звали Ана де Чавес. Ее обвинили в том, что она дала приют солдату, бежавшему ранее из крепости, что не донесла на него, а помогла беглецу спрятаться в таком месте, где его так и не нашли. И хотя женщина эта клялась всеми святыми, что не знала ничего ни о каком побеге и что никого не укрывала, жестокий тиран не поверил ее словам и велел повесить ее

— Эту ведьму из ведьм звали Ана де Чавес, или Мария де Чавес, или Исабель де Чавес, но местный люд знал ее просто как Чавес, и никто не верил, будто у нее был муж, как положено по христианскому закону. Все в городе Эспириту-Санто шептались и перешептывались, что привечала она у себя в доме молодых людей не затем, чтобы молитвы читать, но чтобы забавляться с ними. Я никогда не позволял моим солдатам чинить насилие или бесчестье над женщинами, я их оберегаю и защищаю от всякого зла. Честных женщин я глубоко почитаю, а к шлюхам и потаскушкам вроде той, что звалась Чавес, я отношусь без уважения и наказываю их за пороки и мерзость, как они того заслуживают.

25. Смерть Алонсо Родригеса.

Все уже погрузились на только что достроенный корабль, принадлежавший губернатору Вильяндрандо, и на три судна, отобранных у местных купцов, когда жестокий тиран совершил на Маргарите последнюю казнь, на этот раз жертвою стал его верный друг адмирал Алонсо Родригес. На морском берегу оставались только генерал Лопе де Агирре с шестью своими капитанами, и тут подошел к ним адмирал Алонсо Родригес и сказал, что корабли перегружены и надо выгрузить на берег трех лошадей и одного мула, которого вождь мараньонцев очень ценил. Тиран возразил, что эти животные будут нужны в Тьерра-Фирме, но Алонсо Родригес ответил, что в Борбурате они найдут скота, сколько им понадобится. Лопе де Агирре повернулся к нему спиной и направился к пироге, которая должна была доставить его на борт корабля, но незадачливый Алонсо Родригес, не предполагая, что это будет стоить ему жизни, догнал жестокого тирана и посоветовал ему отступить немного назад, чтобы не намокнуть в набегающих волнах. Не успел он это сказать, как глаза жестокого тирана налились гневом и он шпагой что было сил ударил адмирала по левой руке и рассек ее до кости. На минуту Лопе де Агирре раскаялся в своей несдержанности и велел хирургу залечить рану, но потом, подумав еще немного, приказал палачам прикончить адмирала, сказав, что теперь этот Алонсо Родригес навсегда станет ему врагом, а он не намерен таскать за собою врагов в собственном

— Глазам моим предстал раскинувшийся над всем морем призрак измены, совершенной Педро де Мунгиа, он закрывал мне путь, и в эту минуту подходит адмирал Алонсо, дважды надоедает мне и перечит, да простит его бог! — говорит Лопе де Агирре. — Напоследок должен вам сказать, ваша милость, что те двадцать пять казней, которые и впрямь были произведены по моему приказу на Маргарите, я бы с превеликим удовольствием отдал за одну-единственную, такую желанную — казнь изменника Педро де Мунгиа, но воля божья не дала мне этой радости.

Корабль монаха Франсиско Монтесиноса оборотился призраком, что кружил у берегов острова, мрачным вороном, что разнес бы по всем портам тайные намерения Лопе де Агирре, злым демоном, что разрушил, бы все его надежды на славу и на свободу. Чего бы только не дал вождь мараньонцев за то, чтобы сойтись с монахом в решающей битве; он мог в ней погибнуть, но это его не страшило, ибо он мог в ней и победить, мог отбить у главы доминиканцев его оснащенный артиллерией корабль и покарать должным образом за измену Педро де Мунгиа!

Однако битвы с проклятым монахом так и не произошло. Вначале корабль появился в водах неподалеку от Пунта-де-Пьедрас; Лопе де Агирре с шестью десятками пехотинцев и двадцатью пятью всадниками спешно вышел ему навстречу; но корабль успел повернуть в сторону Пуэбло-де-ла-Мар. Лопе де Агирре вернулся в Пуэбло-де-ла-Мар и стал поджидать монаха; его яростное нетерпение было вознаграждено, когда однажды во вторник, на рассвете, он увидал его на горизонте, королевские флаги развевались на марсе, королевские вымпелы украшали нос и корму. Лопе де Агирре, подошел к самой крепости со своими ста пятьюдесятью стрелками; десять солдат волокли пять бронзовых фальконетов, кавалерия растянулась по берегу боевым строем. Люди Лопе де Агирре тоже несли знамена и стяги, но они не горели имперскими цветами Испании, они были обожжены черным и красным — символическими цветами мятежа, две красные шпаги скрещивались на черном поле, женщины острова шили их ожесточенно и с любовью, теперь же мараньонцы развернули их с кличем: Да здравствует Князь Свободы!

Нет, сражения так и не было. Сто пятьдесят стрелков Лопе де Агирре вызывающе пальнули в воздух; монах спустил на воду четыре пироги, которые, похоже, собирались причалить к берегу, но потом остановились на почтительном расстоянии, где их нельзя было достать ни из аркебузов, ни из фальконетов; и выстрелы корабельных кулеврин тоже не доставали берега. Неожиданно монах Монтесинос послал вперед одну пирогу под белым флагом мира (в пироге находились двадцать метках стрелков, запаливших уже шнуры своих аркебузов), но Лопе де Агирре был не из тех, кого можно обвести вокруг пальца, он встретил их градом пуль и заставил отступить. Вслед за тем обе стороны потеряли час в пустой перестрелке, пули не долетали до цели, уходили в воду. Долетала только брань, оскорбления, крепкие испанские словечки, которые костей не ломают: