Избранное - [17]
Тропку кое-где пробивают тугие зеленые бутоны только-только родившихся сосен; полированные желтые корни выпирают, как ребра у худого человека; кусты кислицы, залитые красной спелой ягодой, нарочно вылезают на тропку: посмотришь — скулы сводит, а все равно сорвешь.
Над головой с писком летают коричневые августовские белки, неслышный ветер ходит по верхушкам сосен, дрожит, не дышит на старой коряге бурундук («Нашли время шляться»). Тихо.
«Как тихо, черт возьми! — думает Егор. — Это не я иду. Кто-то другой, кому есть дело до тишины, до бурундука. Может, ему повезет и подвернется килограммовый хариус. Он выпьет водки, закусит, уставится в костер, загрустит, заснет, продрогнет, вскочит, вспомнит об утреннем клеве и засмеется. Все будет хорошо! Обязательно!» — верит Егор присутствующему вокруг спокойствию, верит с горячностью, ожесточением — иначе на что ему сдались эти два дня?
Егор догоняет Витю:
— Вить, поблицуем? Я вперед десяток вытащу — ты чистить будешь, если ты — то я. Идет?
— Нож я тебе, так и быть, одолжу…
— Ну, привет, — Егор смеется, обходит Витю и легко, не чувствуя земли, бежит. Бежит уже не тайгой, а лугом, нечаянно выплывшим из детства, вон река, вон обрыв, скорей, скорей, лишь бы первому «разжечь костер» — с восторженно остановившимся сердцем ухнуть с обрыва вниз. «Ду-у-у! Ууу! Уа-а-а!» — орет Егор.
И потом, на плесе у заимки, он ведет себя так же озорно-дурашливо, будто бы обо всем забыв, упиваясь только собственным всесилием («Неприятности — тьфу! Обиды — тьфу! Как хочу, так и будет!»). Все-то у него выходит ладно и ловко: клюет как в сказке — тонут сразу три поплавка, леску не цепляет, блицтурнир он выигрывает («У Вити уже спиннинг свистит, значит, на удочках пусто»); и даже окуни не трепыхаются, а послушно, как на базаре, ложатся в руку.
У Егора полный котелок, посвистывая, он идет к Вите:
— Ну, как?
— Пять сорожек, — вздыхает Витя.
— Отлично. Уха есть. Пошли рогатки свежие вырубим.
Он великодушен и не напоминает о Витином проигрыше, а, напротив, принимает равнодушный вид:
— Давай считаться, кому чистить. Катилася торба с высокого горба. В этой торбе хлеб, соль, пшеница, с кем хочешь поделиться?
Витя улыбается, признавая Егорову победу, быстренько прикидывает в уме: что должно выпасть на него?
— Пшеница! — И идет к чурбаку с котелком.
Горит костер, хлопья пепла пританцовывают над пламенем, котелок наполовину пуст, сытые Егор и Витя благодушествуют на телогрейках. Темнота все туже и туже опоясывает костер, смутен и страшноват становится лес — самое время вспомнить что-нибудь веселое:
— Помнишь, Вить, как Генка Комаров физику сдавал? Извините, говорит, н-н-о я от-т-т рожде-дения з-з-аика — помнишь? Старик перепугался, говорит, лучше в письменном виде отвечайте. Н-н-нет, я п-привык устно…
Оба хохочут, перебивая друг друга:
— От-от-крытие к-к-вантов…
— Так что же с открытием квантов?
— Н-не м-мешайте… От-т-крытие к-квантов…
— Гм, гм. Вы хотите сказать…
— Н-не хочу. К-как я н-неодн-нократно п-повторял: от-т-открытие к-квантов…
— И ведь пятерка, пятерка! — вытирает глаза Витя.
Устав хохотать, долго молчат. Егор подбрасывает огромную, досиза высохшую лапу — костер разражается радостной, гулкой стрельбой.
— Вот, Витя. Умницы мы, что поехали…
— Да-а…
Они смотрят друг на друга и под воздействием ночи, сближающего света костра готовы к лирическим излияниям, к сумасбродным признаниям, вроде: «Ты, Витя, на меня всегда рассчитывай», «Ты на меня тоже, Егор. Я для тебя что хочешь…», после которых утром неловко встречаться глазами.
Витя говорит:
— А письмо это, Егор…
— Нет, нет, ну его к черту. Давай не портить вечер.
— Подожди, Егор. Ты должен знать. Это я написал…
Они враз привстают и, точно не решаясь выпрямиться, замирают в странных позах: скрюченные спины, опущенные головы — вот-вот земные поклоны начнут бить. Меж ними весело гудящее пламя, красная рябь проскальзывает по плечам, лицам; на багровых Егоровых руках, упертых в колени, кажется, сию минуту лопнут вены.
— Почему? — сдавленно, тихо, сдерживая дрожь, спрашивает он.
— Это долго, но могу объяснить. — Витя для чего-то снимает кепку, с силой мнет козырек, прикрывает глаза. — Извинения здесь бессмысленны, но…
— Не надо. Молчи, — шепчет Егор, встает, медленно, неверно идет от костра, гигантская изломанная тень опережает его, слабеет, размывается и тонет в лесной тьме.
— Егор, останься, — просит Витя. — Вернись же.
Тот не отвечает и вслед за тенью исчезает в тайге. Тупая бешеная боль: «За что?! За что?!» — заставляет его бежать. Он бежит, задыхаясь, не вытирая слез. Сзади грохочет выстрел, Егор спотыкается, вонзается лицом в мокрую холодную траву, не веря, ужасаясь: «Неужели в меня?! Но я не хочу, не хочу!» Оглушительный, звенящий стук в висках — никогда в жизни так безжалостно-ясно не понимал он, как страшно быть мертвым. Совсем не быть! Нет, жить, жить! Он поднимается на колени, лицо в слезах и росе. Не слыша себя, Егор шепчет странные слова.
— Господи, господи! Боже! Ну, не надо, прошу! Сделай все по-старому, верни, скажи, что это не со мной. Пожалуйста, ведь это нетрудно!
Его обступают слабо светящиеся сосны, блестит звезда в черном проеме, кажется, кто-то стоит вот за этим кустом и жарко, прерывисто дышит.
Дед Пыхто — сказка не только для маленьких, но и для взрослых. История первого в мире добровольного зоопарка, козни коварного деда Пыхто, наказывающего ребят щекоткой, взаимоотношения маленьких и больших, мам, пап и их детей — вот о чем эта первая детская книжка Вячеслава Шугаева.
Герои этой книги часто уезжают из дома; одни недалеко, как в повести «Мальчики из Майска», другие за тридевять земель (повесть «Странники у костра»), чтобы оглянуться на свои дни — так ли живут? — чтобы убедиться, что и в дальних краях русские люди деятельны, трудятся азартно, живут с верой в завтрашний день. А Иван Митюшкин из киноповести «Дмитровская суббота» вообще исколесил всю страну, прежде чем нашел свою судьбу, свою горькую и прекрасную любовь. И сам автор отправляется в поля своего детства и отрочества (рассказ «Очертания родных холмов»), стремясь понять ностальгическую горечь и неизбежность перемен на его родине, ощутить связь времен, связь сердец на родной земле и горячую надежду, что дети наши тоже вырастут тружениками и патриотами.
Рассказы, созданные писателем в разные годы и составившие настоящий сборник, — о женщинах. Эта книга — о воспитании чувств, о добром, мужественном, любящем сердце женщины-подруги, женщины-матери, о взаимоотношении русского человека с родной землей, с соотечественниками, о многозначных и трудных годах, переживаемых в конце XX века.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.
В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.
Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».
Уильям Берроуз — каким он был и каким себя видел. Король и классик англоязычной альтернативной прозы — о себе, своем творчестве и своей жизни. Что вдохновляло его? Секс, политика, вечная «тень смерти», нависшая над каждым из нас? Или… что-то еще? Какие «мифы о Берроузе» правдивы, какие есть выдумка журналистов, а какие создатель сюрреалистической мифологии XX века сложил о себе сам? И… зачем? Перед вами — книга, в которой на эти и многие другие вопросы отвечает сам Уильям Берроуз — человек, который был способен рассказать о себе много большее, чем его кто-нибудь смел спросить.
Книга посвящена Сиду Барретту, отцу-основателю легендарной группы Pink Floyd.