Избранное - [92]

От поступка Сильвио мы все оторопели не меньше, чем итальянец. Мы выскочили из укрытия, не понимая, что нам теперь делать. Мы видели, как Сильвио спокойно идет в нашу сторону, наблюдали за тем, как Каневари закрывает в доме ставни.

Первым пришел в себя Штрассер.

«Артур, — скомандовал он, — вместе со своими людьми построиться позади дома. Если он попытается сбежать, вы бьете тревогу. Нельзя же дать ему уйти».

Артур со своей пятеркой бросился выполнять приказ. Остальные стали окружать Сильвио, который невозмутимо поглядывал по сторонам, прислонившись спиной к сосне. Он всех нас привел в ярость. И меня тоже. С дубинками в руках его окружили тесным кольцом. Я стоял чуть в стороне и думал о том, что если они накинутся на Сильвио с дубинками, то наверняка его убьют. Я посмотрел на Штрассера, потому что только он еще мог остановить надвигавшуюся беду. Учитель медленно приблизился. Он, разумеется, понимал, что они вот-вот набросятся на Сильвио, но не очень торопился. Видимо, его совсем не беспокоило, что сейчас вспыхнет драка. Я подумал, стоит кому-то задраться, как все набросятся на Сильвио, и тогда уже будет поздно. Сильвио, наверно, думал то же самое. Тут я впервые заметил страх в его глазах.

«Трус, предатель, гад», — орали они, ожидая, что кто-то даст сигнал, ударив первым. Тут к ним приблизился Штрассер и громко крикнул:

«Тихо! Слушайте меня внимательно! Никто не притронется к нему! Никто! Понятно?..»

Кольцо вокруг Сильвио разжалось, и в него вошел Штрассер. Так удалось отвести первую опасность. Штрассер приблизился вплотную к Сильвио и сказал:

«Тому, что ты сейчас сделал, есть только одно название: предательство. Своим предательством ты исключил себя из нашего сообщества. Исключил, понимаешь? Сегодня я скажу тебе откровенно, Сильвио Контини: ты никогда не был мне симпатичен. В тебе всегда было что-то скрытое, если не сказать — лживое. Своим предательством ты подтвердил, что мое недоверие к тебе было оправданно. Тебя здесь никто не тронет. Твои товарищи покарают тебя не кулаками, а своим презрением. Не думай, однако, что все тебе сойдет с рук».

«Ему в любом случае не место больше в нашем классе», — прокричал Мартин. Другие с ним согласились. Потом, несмотря на предостережение Штрассера, ими вдруг снова овладело чувство мщения. Они толкали его, пинали ногами. Штрассер все это видел, но молчал. Сильвио никак не выдавал своего волнения, разве что отдернул ногу, когда кто-то хотел наступить ему на голень.

Карин откладывает в сторону кисть. Закончив красить нижнюю кромку, она спрашивает:

— И Артур тоже?

— Что?

— Артур тоже бил его?

— Артура не было. В это время со своей пятеркой он находился за домом.

— Ты считаешь, — спрашивает Карин, — если бы Артур был рядом, он тоже стал бы пинать Сильвио ногами?

— Откуда я знаю. В общем, ребят можно понять. Ведь своим поступком Сильвио возмутил весь класс. И меня в том числе. Вот все и решили ему отомстить. Лично мне это понятно.

— Ты тоже принимал участие?

— Я? Нет, конечно, пет. Ведь Сильвио — мой друг.

Петер чувствует: Карин что-то не нравится. Такой Петер видел ее уже не раз: нижняя губа зажата между зубами, а на лбу вертикальная складка. Словно она о чем-то размышляет, зная наперед, что ей не удастся все разгадать, не удастся найти правильное решение.

— Если он твой друг, — произносит она наконец, — ты должен был обязательно его защищать.

— Но они в общем-то и не били его по-настоящему.

— Не важно. Все равно тебе надо было подойти к нему и показать, что ты на его стороне.

— Я? Против всего класса? А что толку? Все вышло бы еще хуже.

Карин снова замолкает. У Петера на душе кошки скребут. Можно себе представить, что она сейчас о нем думает. Наверняка что-то обидное. Я действительно, не задумываясь, встал бы на сторону Сильвио, если б был уверен, что этим не осложню дело. Но объяснять ей это бессмысленно — она все равно не поймет и будет только повторять: он же твой друг. Как ей втолковать? Я бы так сказал: ну что из того, что друг. Откровенно говоря, я просто-напросто испугался. Честно и откровенно: испугался. Их было слишком много. А за ними Штрассер, который не больно-то спешил их разнять.

— У меня все еще был заплывший глаз, — добавляет Петер. — Знаешь, как это больно. Уже поэтому я не мог бы ему помочь.

— Если даже он твой друг?..

«Ну, опять за свое, — думает Петер. — Интересно, как она себе это представляет». И говорит:

— Но ведь быть другом — это не значит подставлять себя за него в драке.

— Тогда нечего считать его своим другом.

— Нет, он мой друг. А что тут такого, если я скажу, что он действительно мой друг.

— Мне надоело малярничать, — говорит Карин. — Разве комнату надо обязательно закончить сегодня?

— Не важно когда. Может, чай поставить? Уже половина четвертого.

— Как хочешь, — произносит в нерешительности Карин. — Мне абсолютно все равно.

Петер спускается со стремянки на пол. «А ведь Карин может теперь и подтрунивать надо мной из-за того, что я не пришел Сильвио на помощь. Если бы он решил постоять за себя, то сделал бы это сам. Тогда я не колеблясь поспешил бы к нему на выручку. Это уж точно».