Избранное - [75]

Доктор пришел — тот самый, что уже засвидетельствовал смерть Мелани, — основательно осмотрел больного, выстукал его спереди и сзади и наконец сказал:

— Не падайте духом! Скоро станет лучше.

— Буду ли я присутствовать? — спросил больной и с волнением посмотрел на врача.

— Где?

— На похоронах… моей жены.

Доктор покачал головой.

— Нет, этго невозможно. Вам необходимы на несколько дней покой и теплая постель. Потом все наладится.

Но последних слов больной уже не слышал. Он закрыл глаза и думал о Мелани, которая, видно, не желала его присутствия. На лице у него было написано такое огорчение, что врач повторил:

— Не падайте духом! Все наладится!

Но потом он потянул Теодора за рукав и показал головой на дверь. Тедди последовал за ним. Когда они вышли, обнадеживающая улыбка сразу сбежала с лица врача. Напротив, оно приобрело настолько печальное выражение, что Теодор спросил:

— Что с ним?

— Пока еще нельзя с уверенностью сказать, — уклончиво ответил доктор, — но возможно… да, пока еще, конечно, неизвестно, надо выждать. Но может оказаться и воспаление легких.

— Скверное дело? — допытывался Тедди.

Его мозг пронзила мысль, что если отец умрет, го все — фабрика, вилла и все состояние — достанется ему. Правда, он тут же сказал себе, что думать об этом совсем неуместно в данную минуту, и, состроив самое горестное лицо, прежде чем врач успел ответить на его вопрос, продолжал:

— В наше время, когда есть пенициллин и все такое, это уже не опасно.

Врач тщательно протер очки, подышал на стекла и снова вытер их желтой тряпочкой, потом для проверки посмотрел сквозь очки и лишь после этого оседлал ими нос. Он говорил как представитель своей профессии, а это обязывало к осторожности.

— В возрасте вашего отца все это не так-то просто, — сказал он.

И действительно, все оказалось не так просто! Состояние больного быстро ухудшалось, жар усиливался, и нужно было опасаться самого худшего. Он почти не обращал внимания на хлопоты и заботы людей вокруг него. Терпеливо глотал, когда этого требовали, таблетки и чай, лежал почти все время с закрытыми глазами и ничего не говорил. Лишь изредка с его пересохших губ слетали бессвязные звуки. Кто видел его в таком состоянии, не мог не думать, что мысли его витают где-то далеко.

Так оно и было. Они витали далеко, вокруг Мелани. Никогда раньше не видел он ее так отчетливо, так ярко и ясно, как теперь. Он вдруг заметил, что она вовсе не безобразна, хотя нос у нее по-прежнему был острым, а губы — тонкими. Но глаза ее излучали сияние… Да, сияние! Сначала она просто не хотела его видеть и нарочно смотрела мимо. Когда он ее звал, она делала вид, будто не слышит.

В день похорон все еще лил дождь. Люди стояли под зонтами вокруг могилы и внимательно следили за четырьмя сильными рабочими, на веревках спускавшими гроб в яму. А больной в эго время лежал в постели и, не открывая глаз, звал Мелани, которая делала вид, будто не слышит.

«Теперь тебя опускают в могилу, — сказал он. — Посмотри же наконец на меня! Ведь все, что было, теперь прошло».

На кладбище пастор сказал еще несколько слов о том, что все мы возникли из праха и возвратимся во прах. Потом он помолился — коротко, так как дождь не прекращался. Кое-кто из женщин всплакнул. Вскоре провожавшие разошлись.

«Вот видишь, — сказал больной Мелани. — Теперь все кончено, а я не мог там быть».

Тогда Мелани в первый раз повернулась к нему лицом и смело посмотрела на него — так смело, как никогда в жизни.

«Теперь все кончено? А ты помнишь, как говорил отец: «Глупости! Теперь все только начинается!» Я умерла, помни об этом!»

«Конечно!» — воскликнул больной и кивнул.

Дежурившая при нем женщина на миг перестала вязать, бросила на него огорченный взгляд и подумала: «Стонет! Как он, должно быть, страдает!»

«Я тоже скоро умру», — продолжал больной.

Мелани одобрительно кивнула:

«Конечно!»

«Знаешь, — сказал он, — ты вовсе не так некрасива. Ты даже очень хорошо выглядишь. Вот только волосы: это же совсем невозможная прическа! Ты не могла бы разок причесаться иначе? Знаешь, так… ну… более по-модному».

«Так?» — улыбаясь, спросила Мелани, провела рукой по волосам, и, словно по волшебству, они легли у нее совсем иначе, очень красиво. Она на глазах у него преобразилась. Конечно, это по-прежнему была Мелани, но в то же время и не она… Но кто же?.. Ах да, это была и Бетти.

«О Мелани!» — радостно крикнул больной.

Между тем у его кровати собралось несколько человек. Слыша, как он сквозь стоны явственно произносит имя Мелани, они серьезно покачали головами и переглянулись, а один из них заметил:

— Он зовет жену! Как он, должно быть, любил ее!

С каждым днем больной все с большим спокойствием готовился к смерти. И чем дальше он подвигался по этому пути, тем веселее беседовал с Мелани. Или, может быть, с Бетти?

«Нет! — решил он. — Ты останешься, Мелани».

Он видел теперь все гораздо яснее и отчетливее. Стоило ему о ком-нибудь подумать, как этот человек уже стоял во плоти перед ним. В то же время он слышал все, что происходило вокруг него, и понимал каждое произнесенное слово. Однажды он подумал даже о том, что, раз ему стало лучше, надо утешить близких, обступивших его постель. Он хотел им сказать, чтобы они не горевали: у него так легко на душе. Он открыл глаза и осмотрелся, но встретил в глазах окружающих не сочувствие, а только любопытство. Даже Теодор смотрел на него вопросительно, без всякой любви.