Избранное - [30]
В деревне между избами проносятся сани и слышны разрывы ручных гранат.
— Смотрите, — кричу я, — они отступают!
Еще один короткий бросок. Обходной маневр завершен, мы прорвались к последним избам деревни. Но нужно быть предельно осторожными — русские отстреливаются до последнего. Над деревней стелется облако черного зловонного дыма, горят избы, повсюду валяются трупы — женщины, дети, мужчины. Слышны стоны и плач. Мне становится жутко, и я стараюсь глядеть в другую сторону. Но убитые крестьяне словно магнитом притягивают мой взгляд. Мы останавливаемся у колодца и на длинном канате опускаем туда наши котелки. Пьем воду и передыхаем.
Мимо проходит полковник Синьорини, на его открытом лице довольная улыбка. Обходной маневр удался как нельзя лучше, и он говорит нам;
— Молодцы, ребятки.
Всем сразу становится легче на душе. Кончились наши муки! Еще несколько километров, и мы вырвемся из окружения. Дальше открывается длинная, отлично утрамбованная дорога. Новоприбывший лейтенант восклицает:
— Видите, надо было лишь поднапрячься! Мы уже в Италии. Я же вам говорил — смело идите за мной,
Нас нагоняют и те солдаты взвода, которые умышленно отстали во время атаки. Я упрекаю их в трусости, Антонелли даже глядеть на них не желает. В наказание я приказываю им нести пулеметы. Майор Бракки счастлив и горд и сейчас старается получше переформировать роты своего «Вестоне».
— Держитесь, ребятки, выше голову! На пасху будем лакомиться козлятиной.
Тем временем голова колонны нас настигает, а конец ее еще тянется где–то в степи. Мы узнаем, что в деревню, где мы были утром, ворвались русские танки.
Подошедшие рассказывают, что венгерская дивизия почти целиком сдалась в плен вместе с теми из наших, у кого не хватило мужества или сил присоединиться к нам. И теперь все стремятся вперед, никто не хочет быть в арьергарде, от этого возникает полная сумятица. Но во главе колонны должны быть солдаты с оружием, и потому слышен громкий приказ:
— «Тридентина», вперед!
Бракки кричит:
— «Вестоне», вперед!
Солнце низко висит над степью, наши тени причудливо удлиняются на снегу. Вокруг огромная пустыня без домов, без деревьев, без людей — только мы и за нами вся колонна, теряющаяся вдали, там, где небо сливается со степью.
Мы шагали по дороге. Оглядевшись вокруг, я заметил у обочины чуть в стороне бесхозных коней. Мне удалось их поймать. На самого крепкого мы хотели погрузить два станковых пулемета и боеприпасы. Но капитан не позволил. Сказал, что пулеметы должны в любой момент быть наготове. Пришлось нам вести в поводу лошадей, да еще тащить на себе оружие. Немного спустя одного из коней забрал себе капитан и влез на него. Очень уж наш капитан устал, к тому же его лихорадило. Второго коня взял Ченчи для своего взвода. На оставшегося я погрузил ранцы тех, кто нес оружие.
Солнце зашло за тучи, а мы всё шагаем и шагаем. Молча, опустив головы, бредем, покачиваясь, стараясь ступать точно след в след. Куда и зачем идем? Чтобы чуть позже упасть в снег и больше не подняться?
Стоп. Идущий впереди остановился, а за ним и все мы. Валимся в снег. Неподалеку старшие итальянские и немецкие офицеры прямо на транспортере сверяются с картами и компасом. Летят часы, наступает ночь, а мы все стоим. Быть может, офицеры ждут приказа по радио? Когда стоишь, холод ощущается особенно сильно, все вокруг окутано мглой — степь и небо. Из–под снега торчат сухие колючие травы. На ветру они издают какой–то странный скрипучий звук, единственный звук в тишине. Все молчат. Сидим рядышком на снегу с накинутыми на плечи одеялами. Мы обледенели внутри и снаружи, но в нас еще теплится жизнь. Вынимаю из ранца мясные консервы неприкосновенного запаса. Открываю банку, но мне кажется, что я жую лед. Мясо утратило всякий вкус, и даже глотать его не хочется. С трудом съедаю половину, а полупустую банку снова кладу в ранец. Встаю и, потоптавшись в снегу, подхожу к Мошиони. К нам присоединяется лейтенант Ченчи, и мы выкуриваем на троих сигарету. Обмениваемся лишь отдельными словами, словно у нас закоченели голосовые связки.
Но стоять вот так и курить нам приятно. Мы ни о чем сейчас не думаем — курим в полнейшей тишине. Не слышно даже ругательств Антонелли.
— Подъем! Подъем! — раздаются голоса офицеров.
И снова трогаемся в путь. До чего же тяжело даются первые шаги: ноги болят, плечи ноют, окоченевшие на морозе руки не повинуются нам. Кое–кто, поднявшись, тут же снова валится на снег. Но понемногу, постепенно ноги оживают и несут нас вперед.
Итак, мы снова на марше: отделение за отделением, взвод за взводом. Одолевающий нас сон, стужа, голод, усталость, тяжесть ноши — все это ничто. Главное — идти не останавливаясь. Ночь кажется бесконечной, а вокруг снег и только снег, звезды и только звезды. Глядя на звезды, я понял, что колонна изменила направление. Куда же мы движемся теперь? Мы снова проваливаемся по колено в снег. С вершины холма видны вдали огоньки. А потом показались и дома — это деревня! Антонелли снова завел свою шарманку, лейтенант стал его ругать, и Антонелли в ответ послал его к той самой матери. Бодей спросил у меня:
Знаменитая повесть писателя, «Сержант на снегу» (Il sergente nella neve), включена в итальянскую школьную программу. Она посвящена судьбе итальянских солдат, потерпевших сокрушительное поражение в боях на территории СССР. Повесть была написана Стерном непосредственно в немецком плену, в который он попал в 1943 году. За «Сержанта на снегу» Стерн получил итальянскую литературную премию «Банкарелла», лауреатами которой в разное время были Эрнест Хемингуэй, Борис Пастернак и Умберто Эко.
В книге активный участник Великой Отечественной войны, ветеран Военно-Морского Флота контр-адмирал в отставке Михаил Павлович Бочкарев рассказывает о суровых годах войны, огонь которой опалил его в битве под Москвой и боях в Заполярье, на Северном флоте. Рассказывая о послевоенном времени, автор повествует о своей флотской службе, которую он завершил на Черноморском флоте в должности заместителя командующего ЧФ — начальника тыла флота. В настоящее время МЛ. Бочкарев возглавляет совет ветеранов-защитников Москвы (г.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.