Избранное - [18]
Я вынул пулю, положил ее в карман и сказал:
— Вернусь домой — сделаю из нее колечко для невесты.
Наконец пришел лейтенант Ченчи. Я был рад увидеть его целым и невредимым. Когда он подошел поближе, я спросил:
— А твою невесту как зовут?
Он засмеялся, но, увидев, что я весь в крови, осекся.
— Ригони, ты что, ранен?
— Да нет, — ответил я. — Это не моя кровь.
Ченчи объяснил:
— Сегодня ночью слышу: кто–то меня зовет, мало ли что, думаю, а вдруг русские, вот я и спросил Буого, как зовут его невесту. А русский не мог знать имя девушки Буого. Бедняга, его ранило в ногу, пуля кость раздробила. Хочешь покурить, Ригони? — И протянул мне сигарету. Мы походили по траншеям, а потом зашли в берлогу Пинтосси.
— На нашем берегу не осталось ни одного русского, — сказал мне Ченчи. (Я‑то знал, что один остался.) Да, еще мы захватили двух женщин. Обе в брюках, обеим лет под сорок, и обе с автоматами. Погонщики мулов были недовольны, но что поделаешь — посадили их в сани и даже угостили сигаретами. «Лучше бы сидели дома да обед готовили, а то воевать», — ворчали они. На мой опорный пункт прибыл лейтенант Пендоли… А ты попытайся уснуть, Ригони, тебе это очень нужно.
Я улегся прямо на досках, но заснуть никак не мог. Ручные гранаты в карманах врезались в бока, набитые до отказа подсумки — в живот. Но я не сумел бы заснуть и на пуховой перине. Во внутреннем кармане, в полотняной сумке лежали самые дорогие для меня вещи — ее письма, каждое слово которых жило в моей душе. Где она сейчас? Может, в классе читает стихи на латыни, а может, в своей комнатке перебирает старые книги и реликвии и вдруг находит среди них альпийскую звезду. Ну что за глупые мысли лезут в голову? И почему не приходит сон? Почему я никак не могу заснуть? Ченчи с улыбкой посмотрел на меня.
— Что же ты не спишь, Марио? А как зовут твою невесту?
К счастью, пришел Тоурн и сказал, что принесли еду. Я сразу же отправился в берлогу Морески за своей порцией. В берлоге царил необычный хаос: скомканные одеяла, затоптанный земляной пол, солома вперемешку с носками и трусами. Все говорили вполголоса, Джуанин вообще не произнес ни слова. Но я взглянул ему в глаза и прочел в них все невысказанные вопросы. Тоурн больше не смеялся, и его черные, обычно ухоженные усы были в сгустках слизи. Мескини возился со своим ранцем. Каждый был занят своим делом. Двое альпийцев были на посту у минометов. Лишь Джуанин ничего не делал: сидел в своем закутке возле холодной печки.
Я съел свою порцию, но без всякого аппетита. Над нашими головами, совсем рядом с землянкой, разорвалось несколько мин. Но землянка была прочная, крепкая: осыпалось лишь немного земли, да лопнули стекла.
Звяканье ложек в котелках казалось мне более странным звуком, чем взрывы мин.
Выходя из землянки, я опять предупредил солдат:
— Помните, мы должны держаться вместе. — Я вернулся к лейтенанту Ченчи, и мы вдвоем пошли на передовую.
— Сегодня вечером мы начнем отход. — Так он и сказал. — Я ведь за тем к тебе и пришел. Сегодня вечером начнем отходить. На, курни. Я сейчас вернусь на опорный пункт, может, вам пришлют лейтенанта Пендоли, но, скорее всего, тебе придется командовать самому. Отделения будут оставлять опорный пункт по очереди. Первое отделение остановится в боевом порядке на полдороге между твоим опорным пунктом и моим и подождет второе, а потом двинется дальше. И так до тех пор, пока последний солдат не покинет опорный пункт. Сбор у полевой кухни в… — Он назвал время, но я теперь уж не помню, во сколько. — Там тебя будет ждать вся рота. Очередность отхода отделений установишь сам.
Я молчал и, лишь докурив сигарету, выдавил из себя:
— Ладно.
Вернулся в свою берлогу, стал укладывать ранец. Надел чистое белье, а грязное, со вшами оставил на соломе. Постарался натянуть на себя как можно больше, но так, чтобы одежда не сковывала движения. Остались две пары носков и свитер, который я засунул в ранец вместе с индивидуальным пакетом, неприкосновенным запасом, баночкой мази против обморожения и походным одеялом. Сверху я положил боеприпасы, в основном ручные гранаты. С помощью Тоурна попытался надеть ранец, но он оказался слишком тяжелым. Тогда я сжег письма и открытки — все, кроме маленькой пачки. Книги я оставил в берлоге. «Наверно, русским будет любопытно их полистать», — подумал я. Так я собирался, а на сердце было тяжело. Я громко сказал:
— Оденьтесь как можно теплее, но так, чтобы свободно двигаться. В ранец кладите лишь самое необходимое и побольше боеприпасов. Особенно ручных гранат ОТО и «бреда». Гранаты СК бросьте в снег. Не вздумайте идти в одиночку. Мы должны все время держаться вместе. Запомните — все время вместе.
— Когда начнем отходить? — допытывались солдаты.
— Скорее всего, вечером.
Я отозвал в сторону Морески и сказал ему:
— Минометы возьми с собой, но мин много не бери. А вот патронов и ручных гранат захвати побольше. И не волнуйся — все будет хорошо.
— А что, сержант, не сварить ли нам напоследок поленту? — громко предложил Мескини.
— Да, почему бы не сварить, — согласился я.
Я вышел, чтобы повторить инструкции в других землянках. Альпийские стрелки задавали массу вопросов, а в глазах все равно был невысказанный вопрос. Меня окружал сплошной вопросительный знак.
Знаменитая повесть писателя, «Сержант на снегу» (Il sergente nella neve), включена в итальянскую школьную программу. Она посвящена судьбе итальянских солдат, потерпевших сокрушительное поражение в боях на территории СССР. Повесть была написана Стерном непосредственно в немецком плену, в который он попал в 1943 году. За «Сержанта на снегу» Стерн получил итальянскую литературную премию «Банкарелла», лауреатами которой в разное время были Эрнест Хемингуэй, Борис Пастернак и Умберто Эко.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.