Избранное - [17]

Главным технологом у нас был Константин Николаевич Тарханов, старый человек, инженер Путиловского завода, работавший в Америке, что и стало причиной его заточения. Молодой инженер-конструктор отрабатывал свой срок наверняка за то, что носил фамилию Оппель.

Водным цехом и флотским ремонтом управлял старый волгарь, офицер флота Его Величества, Павел Емельянович, фамилию забыл.

Планово-экономическую статистику вел Дьяконов, московский ученый, лингвист и литератор.

Бухгалтерию вели вольнонаемные и зэки, в том числе Зина Сараева, Клава. Обе барышни – предмет нашего всеобщего обожания. Их ревниво оберегал старый бухгалтер из зэков. В этой же конторе пристроился работать Иван Карпоносов, картежный шулер, отменный знаток и любитель поэзии Сергея Есенина.

На дровяной бирже хозяйничал авиатехник Ян Адамович Топоров, с которым я прошел вместе этапы и работы в Каргополье.

Начав вспоминать тех, с кем был я в зоне Шалы, не могу остановиться. Так много встретил там хороших друзей, интересных людей.

Я, ростовчанин Володя Семенов, Миша Коротков с проспекта Майорова из Ленинграда были как близнецы, и старые люди нам покровительствовали, вероятно вспоминая своих детей. Были среди нас художники: Алексей Григорьев, Иван Дорожка, Гриша Кащеев. Пиши о каждом книгу, материала хватит. Были профессиональные спортсмены, музыканты, Юра Ганчицкий из Москвы, Костя Кованый из Башкирии.

Моряки заграничного плавания Павел Лукьяненко, Владимир Химуля из Новороссийска. Неуемный весельчак, парикмахер из Керчи армянин Арютюн Акопович. Душа же всей молодежной братии – морячок срочной службы из Севастополя (родом из Днепропетровска) Коля Кузмичев. Кроме всех достоинств надежного, сильного и смелого человека, он был неуемно весел, безгранично талантлив и прост. Он умел все. Сумел даже по 58 статье УК получить немыслимый срок – три года лишения свободы. Такого никогда не бывало ни с кем.

В нашем привилегированном лагере мы все были физически здоровы и занимались всяким доступным спортом и играми. Это было модно и престижно. Кто лучше?

Наше сознание было странным. Получив невесть за что большие наказания, мы сумели понять, что не надо оценивать, кто из нас виноватее, но мы никак не хотели отождествлять карательные органы с государством и оставались искренними патриотами.

Вот почему в лагерях игра в ударников и стахановцев продолжались, и я помню, как два брата Воробьевы, оба кузнецы со сроком заключения по 10 лет каждому, гордились тем, что их звали стахановцами.

Если бы люди были способны понимать происходящее в буквальном смысле, без философских вибраций, они умирали бы, как мухи осенью, смиренно и дружно. Любомудрие обязательно изобретет надежду, и человек продолжает свой тернистый путь, отодвигая час конца…

Благополучный молодой венгр, простой рабочий в начале 30-х годов покидает свой прекрасный Будапешт, чтобы увидеть Париж, узнать жизнь Франции и ее граждан. Узнав ее, он в 1935 году переезжает в столицу социализма – Москву. В 1937 году оказывается в тюрьме, затем в лагерной зоне в Шале, чтобы затем выплевать свои легкие на русский снег и умереть вдали от родины.

Такие биографии заставляют вспоминать библейскую версию о запретном плоде с древа познания.

Я хорошо помню этого мягкого Имре, который научил меня петь венгерские мелодии, и это имело последствия в моей жизни. Верующим в Бога хорошо, они могут помолиться за друзей, а как нам, атеистам?

Там же, в Шале, я знал очень молчаливого немца, электротехника по профессии, который молча тянул свой второй десятилетний срок, и в его лице были безразличие и обреченность.

Знаю судьбы еще гораздо страшней и горше, но не буду о них. Тяжело самому и никому нет пользы.

Если вы любите страшные истории, вам надо работать в архивах судов, трибуналов, ЦК великой партии.

Трагически неудачное начало войны с фашистской Германией заставило принять решение: перевезти миллионы заключенных Карельской Республики на восток страны. Это делалось в ускоренном темпе.

Железнодорожное сообщение между ст. Обозерская на Северной дороге и ст. Сорока на Мурманской еще не было налажено. Рельсы лежали без земляного полотна, и все же поезда скоро пошли.

На юге Карелии часть заключенных этапировали водными путями. Кто мог выдержать пеший переход, гнали колоннами по 300–400 человек до Северной ж. д. в Архангельской области.

По пути следования были этапные пункты, где мы ночевали, получали паек и воду. До Каргополя мы шли девять дней при очень жаркой и солнечной погоде, проследовав от Шальского порта через Пудож, Пирзаково, Лекшму в Каргополь. 18 июля в Каргополе мы ночевали на открытом поле аэродрома. Погода с вечера резко изменилась, похолодало, и к утру пошел снег. До самой зимы в тот злополучный год погода простояла прохладной и неприветливой.

В жаркие дни мы побросали по дороге теплые вещи, и теперь ночами зябли. Во время переходов шли быстро.

Куда? Мы торопились к своей мученической смерти. Надеялись на лучшее. Многие не выдерживали заданного темпа и оставались на местах ночевок. Ни автомашины, ни конных упряжек у нас в сопровождении не было. Как поступал конвой с отстающими, я не знаю.