Избранное - [29]

Так незаметен, так необычаен?..

Отец и мать. И между ними — я.

Где ночью ты была, душа моя?

И Новый год — был или не был встречен?

Что спрашивать, когда ответить нечем!

Я помню только свечи и вино,

И стол в дверях, и что кругом темно,

И что со мной — восставшие из праха.

Я их люблю без трепета, без страха,

Но мне тревожно. Кто меня зовет?..

О, лишь бы знать — настал ли Новый год?

27 дек. 1957 г.

ВСЕОБЩЕЕ

Даже в дорогой моей обители

За стеной живут… иные жители.

Тише, тише, милые друзья!

В нашей не участвуя беседе,

Любознательнейшие соседи

Слушают, дыханье затая…

Хоть бы раз промолвить слово резкое,

Хоть бы знать — робею или брезгую?

Страшно или мерзко тронуть грязь?

Но обходишь эту слякоть липкую

С жалкою прощающей улыбкою,

Сердцем негодующим крепясь.

«О, глупомудрый, змеиногубый!»

О, глупомудрый, змеиногубый!

В стихах ни строчки прямой и грубой.

Ты затаился, ты не сказался,

К запретным темам не прикасался.

Всю жизнь решалась одна задача,

Чтоб неизменной была удача,

И неизбежно придет возмездье —

Исчезнет слава с тобою вместе.

50-е годы

РАЗМОЛВКА

Один неверный звук,

Но и его довольно:

С пути собьешься вдруг

Нечаянно, невольно,

И вот пошла плутать

Сквозь клятвы и зароки,

Искать, и ждать, и звать,

И знать, что вышли сроки

Подумай, лишь одно

Беспамятное слово —

И вдруг темным-темно

И не было былого,

А только черный стыд

Да оклик без ответа,

И ночь не говорит

О радости рассвета.

«За что же изничтожено»

За что же изничтожено,

Убито сердце верное?

Откройся мне: за что ж оно

Дымится гарью серною?

За что же смрадной скверною

В терзаньях задыхается?

За что же сердце верное

Как в преисподней мается?

За что ему отчаянье

Полуночного бдения

В предсмертном одичании,

В последнем отчуждении?..

Ты все отдашь задешево,

Чем сердце это грезило,

Сторонкой обойдешь его,

Вздохнешь легко и весело…

50-е годы

«Развратник, лицемер, ханжа»

Развратник, лицемер, ханжа…

От оскорбления дрожа,

Тебя кляну и обличаю.

В овечьей шкуре лютый зверь,

Предатель подлый, верь не верь,

Но я в тебе души не чаю.

«Ты что ни скажешь, то солжешь»

Ты что ни скажешь, то солжешь,

Но не твоя вина:

Ты просто в грех не ставишь ложь,

Твоя душа ясна.

И мне ты предлагаешь лгать:

Должна я делать вид,

Что между нами тишь да гладь,

Ни боли, ни обид.

О доброте твоей звонят

Во все колокола…

Нет, ты ни в чем не виноват,

Я клевещу со зла.

Да разве ты повинен в том,

Что я хочу сберечь

Мученье о пережитом

Блаженстве первых встреч.

Я не права — ты верный друг,

О нет, я не права,

Тебе лишь вспомнить недосуг,

Что я еще жива.

«Ты отнял у меня и свет и воздух»

Ты отнял у меня и свет и воздух,

И хочешь знать — где силы я беру,

Чтобы дышать, чтоб видеть небо в звездах,

Чтоб за работу браться поутру.

Ну что же, я тебе отвечу, милый:

Растоптанные заживо сердца

Отчаянье вдруг наполняет силой,

Отчаянье без края, без конца.

1958

«Я равна для тебя нулю»

Я равна для тебя нулю.

Что о том толковать, уж ладно.

Все равно я тебя люблю

Восхищенно и беспощадно,

И слоняюсь, как во хмелю,

По аллее неосвещенной

И твержу, что тебя люблю

Беспощадно и восхищенно.

«Постылых «ни гугу»

…И опять весь год ни гугу.

Ахматова

Постылых «ни гугу»

Я слышать не могу —

Я до смерти устала,

Во мне души не стало.

Я больше не могу.

Простите, кредиторы.

Да, я кругом в долгу

И опускаю шторы.

Конец, конец всему —

Надеждам и мученью,

Я так и не пойму

Свое предназначенье.

В МИНУТУ ОТЧАЯНЬЯ

Весь век лишь слова ищешь ты,

Единственного слова.

Оно блеснет из темноты

И вдруг погаснет снова.

Ты не найдешь путей к нему

И не жалей об этом:

Оно не пересилит тьму,

Оно не станет светом.

Так позабудь о нем, пойми,

Что поиски напрасны,

Что все равно людей с людьми

Оно сроднить не властно.

Зачем весь век в борьбе с собой

Ты расточаешь силы,

Когда смолкает звук любой

Пред немотой могилы.

7. VIII 58

«Что ж ты молчишь из года в год?»

— Что ж ты молчишь из года в год?

Сказать, как видно, нечего?

— О нет, меня тоска гнетет

От горя человечьего.

Во мне живого места нет,

И все дороги пройдены,

И я молчу десятки лет

Молчаньем горькой родины.

Моя душа была в аду.

Найду ли слово громкое!

Любую смертную беду

Я обходила кромкою.

До срока лучшие из нас

В молчанье смерти выбыли.

И никого никто не спас

От неминучей гибели.

Когда б сказать об этом вслух!

Но вновь захватывает дух…

Решись, решись отчаянно,

Скажись хотя б нечаянно!

Тогда не страшно умереть

И жить не страшно. Кто ни встреть —

Всех озаришь победою.

Но промолчу весь жалкий век,

Урод, калека из калек.

Зачем жила — не ведаю.

«Ты думаешь — правда проста?»

Ты думаешь — правда проста?

Попробуй, скажи.

И вдруг онемеют уста,

Тоскуя о лжи.

Какая во лжи простота,

Как с нею легко,

А правда совсем не проста,

Она далеко.

Ее ведь не проще достать,

Чем жемчуг со дна.

Она никому не под стать,

Любому трудна.

Ее неподатливый нрав

Пойми, улови.

Попробуй хоть раз, не солгав,

Сказать о любви.

Как будто дознался, достиг,

Добился, и что ж? —

Опять говоришь напрямик

Привычную ложь.

Тоскуешь до старости лет,

Терзаясь, горя…

А может быть, правды и нет —

И мучишься зря?

Дождешься ль ее благостынь?

Природа ль не лжет?

Ты вспомни миражи пустынь,

Коварство болот,

Где травы над гиблой водой

Густы и свежи…

Как справиться с горькой бедой

Без сладостной лжи?

Но бьешься не день и не час,

Твердыни круша,

И значит, таится же в нас

Живая душа.