Избранное - [91]
Но она все же будет делать свое дело…
— Тук-тук-тук! Тук-тук-тук!
Но нет, так быстро она не встанет.
Она знает — на улице ветер, нет, буран, и ее богатыри с первого же шага могут простудиться.
— Чтобы там стучитесь? Разве вам не тепло под маминым пухом? Разве вам не покойно? Разве не беспечно чувствуете вы себя под мамиными крылышками?
Потерпите? — детки! Потерпите!
Не вечно будут дуть злые ветры, не вечно будут ходить по небу тучи…
Бог смилостивится, бог не забудет своих петухов. Очистится небо, засияет солнце, и наступит вёдро. Вёдро будет!..
Несколько кур, которые давно уже вывели своих малышей во двор, пришли к запоздалой роженице.
— Поздравляем! Поздравляем! — закудахтали они.
Но она не ответила им, — не станет она с ними якшаться. Подогнула голову и упрятала ее в пуху на груди.
Пристыженные куры убежали, и тогда она гордо подняла свою умную голову, поблагодарила бога за то, что ее оставили в покое одну со своими мыслями, со своими богатырями.
А сердце так и тает от счастья. Какие у нее чудные детки! Они, конечно, крупней других каплунов, но, если мама велит, они лежат смирно, ждут. Ни один не стучится там.
Умные детки! Его мощь, ее деликатность, ее благодушие!
Бог весть сколько сидела бы умная клушка на своих богатырях, если б не кухарка. Вспомнив о курице, она мигом кинулась к ней и согнала с яиц.
И когда мамаша поднялась, все увидели, что под ней маленькие, заурядные, давно задохшиеся цыплятки.
Четыре поколения — четыре завещания
Пер. Л. Юдкевич
«Моя воля такова — пусть дети владеют лесом сообща.
После моей кончины пусть построят ограду вокруг кладбища и отремонтируют крышу синагоги.
Священные книги завещаю сыну моему Бениамину, жениху, да продлятся дни его, ибо остальные сыновья и зятья получили священные книги к свадьбе.
Жена моя, долгих лет ей, пусть по-прежнему живет отдельно в квартире и примет к себе бедную сироту, дабы не тосковала она в одиночестве. Пусть сама свершает благословение над хлебом и проводит святую субботу.
В наследстве она имеет равную долю со всеми.
Помимо того…»
Дальше прочесть было невозможно. Записку, по-видимому, сунули под подушку раньше, чем просохли чернила, и буквы смазались.
Реб Бениамин, сын Элиезера, оставил более пространное завещание:
«Пришла моя пора, я вскоре сподоблюсь возвратить доверенный мне святой дар — душу свою — тому, кто владеет в этом мире всем и вся.
Человек в страхе перед святым именем его и его судом, я же ухожу из этого мира без уныния, упаси боже, но с великой надеждой на милость его, на то, что он судить меня будет не по букве закона, но по великому милосердию своему.
Знаю я, что священный дар его за время пребывания в бренном теле запятнан и с изъяном…»
Мы опускаем исповедь и наставления детям и читаем дальше:
«И ноги мои холодеют, и ум мой все больше помрачается. А вчера со мной произошло нечто необычайное: читая талмуд, я задремал, и пришел ко мне сон, и священная книга выпала из рук моих. Я пробудился и сразу же понял, что это неспроста — меня зовут…
А что воистину принадлежало мне в этом мире, я оставляю лишь на время. Оно предстанет со мной через сто двадцать лет. С тем сподоблюсь явиться пред святое сияние господне. Аминь. Да свершится воля его!
А что не предстанет со мной, то никогда моим не было, и единый господь знает, что оставляю это без всякого сожаления.
А на богатства свои я завещания не оставляю, так как верю, что члены моей семьи, да продлятся дни их, будут жить в мире и согласии совместно; если же разделятся, то, как того требует закон и справедливость, и один от другого, боже упаси, ничего не утаит.
И я требую, чтобы члены моей семьи, а именно: жена, сыновья и зятья, да продлятся дни их, дважды отделили десятину, а именно: тотчас после моей кончины пусть сделают истинный подсчет всего движимого и недвижимого имущества, домашней утвари и прочих вещей, всяческих долговых записок и долгов на слово и раздадут бедным первую десятину во спасение души моей.
Затем из остатка, то есть уже из своего наследства, пусть отделят вторую десятину за себя и также раздадут неимущим, как это было у меня в обычае раздавать десятую часть своих прибылей.
И к каждой из этих десятин пусть прибавят еще по три процента сверх того, на случай ошибки в счете.
Обе десятины должны быть розданы чужим людям, но не родственникам.
Пусть сами взвесят, сколько отдать бедным родственникам, однако это не должно идти за счет милостыни, ибо милостыню раздают не удовольствия ради; а давать родственникам все равно, что давать самому себе.
А на моем памятнике пусть начертают только мое имя, имя отца моего, мир праху его, и день кончины моей, больше ничего.
И я очень прошу сыновей моих и зятьев моих не отдаваться целиком суете мирской, не стремиться обязательно стать большими купцами, ибо чем больше купец, тем меньше благочестия. И пусть не ищут они дел в дальней стороне и не распыляют денег на все четыре стороны света, ибо где бог пожелает, там он и подмога, и благословение его может равно снизойти и на малое и на большое дело.
