На следующий день мы встретили в «Маскерино» Карлетто, только что приехавшего из Генуи.
IX
Он разговаривал с барменом и не заметил меня. Я очень удивился: голос и манеры как будто его, а вот горб почти исчез. Он был в шляпе и казался маленьким. Он громко рассказывал бармену, что ему снятся кошки, и при этом изгибался по-кошачьи. Бармен хохотал.
Вошла Линда и не заметила Карлетто.
— Знаешь, кто там у стойки? — сказал я ей.
— О-о, Карлетто приехал! — обрадованно воскликнула она, продолжая сидеть, и посмотрела на меня.
— Он уже полчаса рассказывает бармену про кошек, — сказал я. — Ему приснилось, что в Турине полным-полно кошек и, чтобы выбраться из города, нужно превратиться в кошку и незаметно удрать по крышам.
— А тебе не снятся такие сны? — спросила Линда.
— Вчера ночью мне приснилась Лили.
— Хорош, нечего сказать.
— Но это была не Лили. Она была похожа на мою сестру, Карлоттину. Мы шли по улице, она впереди, я сзади. Я все боялся, если она обернется, то увидит меня и убежит. А я знал, если она обернется, я увижу Лили. Мы шли, минуя переулки, и я боялся, что кто-нибудь выскочит нам наперерез. Я все бежал за Лили и знал, что она хочет заманить меня в переулок и схватить сзади за плечи…
Но вот Карлетто заметил нас. Он бросил бармена и подбежал к нам. Линда сказала ему:
— Как я рада!
Они обнялись, потом он поздоровался и со мной.
— Я здесь уже два дня, — сказал Карлетто. — И эта свинья Лубрани уже успел меня надуть. Даже не знаю, когда начну работать.
— А Дорина с тобой? — спросила Линда.
— Вернулась в Рим, здесь не на что было бы жить. В Риме все друг друга знают, как кошки с одной улицы. — Он ударил себя по лбу, потом стукнул кулаком по столу. — Вот, оказывается, почему мне снились кошки! — крикнул он. — Турин ничем не лучше Рима.
Линда спросила меня:
— Ну и чем кончилась твоя история с Лили?
И я стал вспоминать:
— Мы приехали на берег моря, бегали наперегонки. Лили мчалась на велосипеде по песку, я схватил камень и издали бросил в нее, целясь в голову. Камень попал ей прямо в висок и отлетел в воду. Лили упала замертво на песок.
Карлетто заметил:
— Смерть, да еще у моря — это плохая примета.
— Кто любит, тот всегда убивает, — сказала Линда.
Мне неприятно было рассказывать свой сон в присутствии Карлетто. Такое же чувство испытываешь, когда забываешь конец какой-нибудь истории или когда гитара начинает фальшивить. Все равно что раздеться догола перед чужими. Этот сон можно было рассказать одной лишь Линде, на ушко. А Линда вдруг приняла все всерьез — стала издеваться над Лили, корчить недовольные гримаски. Она спросила:
— А как была одета Лили?
— Не помню.
Тут Карлетто зло усмехнулся.
— Да-да, конечно, — воскликнула Линда, — они занимались любовью!
— Хватит вам, — сказал Карлетто. — Так и знайте — сегодня ночью я брошусь в По.
— Как ты встретил Новый год? — спросила Линда.
— Искал Лубрани, чтобы набить ему морду. Ведь из-за него я подвел стольких людей. Я же не такой негодяй, как он. Если я вернусь в Геную, мне там здорово намнут бока. Знаешь, какую он со мной шутку сыграл? Отказал мне и отдал зал своей Клари.
— Это ерунда, — сказала Линда. — Тебя любит публика. Всем это известно.
— Только не Лубрани.
Потом он успокоился и стал напевать песенки из своей программы. Линда прикурила от моей сигареты и попросила его:
— Повесели нас.
И Карлетто принялся рассказывать, петь и танцевать. Самые двусмысленные песенки, самые мудреные па он исполнял с необычайной легкостью, выразительно прищелкивая пальцами. И каждую минуту менял голос. Линда смеялась кудахчущим смехом. На нас стали поглядывать. Ни разу еще мне не доводилось видеть такого своеобразного актера. Даже горб ему помогал. Казалось, это суфлерская будка. Он изображал целый оркестр. Потом внезапно перевоплощался в женщину. И умудрялся еще украдкой курить. Наконец сам расхохотался.
— Ведь все это бесполезно, — сказал он Линде. — Труппы-то больше нет и в помине.
— По-моему, это даже лучше, чем в театре, — сказал я. — Такого ревю мне не случалось видеть.
— А в Турине вы эту программу не покажете? — спросила Линда.
Карлетто снова начал чертыхаться.
— Если не разыщу сегодня вечером Лубрани, — сказал он, — богом клянусь, брошусь в По.
Мы должны были встретиться с Лубрани, но я понял, что Линда предпочитает ему об этом не говорить.
— Лубрани велел кассиру театра передать мне, что придет сегодня вечером, — сказал Карлетто.
— Садись, поужинаешь с нами, — предложила Линда.
Мы съели по яйцу. Карлетто все время оглядывался по сторонам, потом сказал:
— Раньше здесь было светлее. — Крикнул бармену: — Пусть принесут свечу! — Потом сказал мне: — Вас я не знаю. Вы кто такой? A-а, тот самый, что на гитаре играет? А Лубрани тебя еще не обставил?
— Нет, я — механик и играю только на английском ключе.
Линда смотрела на нас и смеялась.
— Если бы все то время, что ты без толку проводишь в мастерской, ты потратил на игру, давно уже приобрел бы имя.
Карлетто сказал:
— А твой друг совсем не дурак. Я и сам не прочь был бы иметь такую специальность.
— Зачем мне имя? — сказал я Линде. — Я люблю играть для друзей. А велика ли радость играть только ради денег?
