Избранное - [49]

Шрифт
Интервал

Снег стаял только местами, и горы вокруг стоят рябые. На блеклозеленых проталинах горят оранжевые и белые огни крокусов, синие и лиловые — генциан-горечавок. Крокусы — верные предвестники скорой зимы: последняя вспышка высокогорного цветения, запоздалая а яркая.

Над альпийскими лугами летают черные и бордово-красные бабочки. У меня возникает — и уже не первый раз — вопрос: не связано ли преобладание темных цветов в окраске высокогорных бабочек с поглощением солнечного света?

Мы достигли высшей точки перевала — 2200 метров. В конце обширного плато, у подножья бурых выветренных осыпей, лежит вееровидное ледниковое расширение. Пропилив плотину — моренный вал, вода давно уже утекла отсюда, и расширение, занесенное смывами почвы и галькой, пороло остролистыми осоками.

Со всех сторон высятся в тумане скалистые громады. Снизу, из каменной бездны, клубясь, поднимается мрачная серо-синяя туча.

Вечер и ночь застигают нас в пути.

Подъезжаем к лагерю Холодному. Расседлав лошадей, разводим костер под открытым небом.

Лагерь Уруштен, 2 октября

Выезжаем в лагерь Уруштен. Пономаренко успел нас догнать. Он говорит, что московские геологи нашли месторождение светлого гранита.

Великолепный солнечный день. В лесу прохладно и тихо. Слышится однообразный шум водопада и реки Уруштен. Вода в ней светлозеленая от донных камней. В трех местах поперек Уруштена лежат снеговые лавинные мосты: быстрое течение прорыло тоннель в слежавшейся заледеневшей толще лавин. Здесь снега так обильны, что не успевают растаять до новой зимы.

Ричард Аполлинариевич идет пешком. Его слегка сгорбленная фигура в кожаной куртке и кепке мелькает то среди субальпийского высокотравья, то в голубых, поросших лишайниками осыпях. Он недавно закончил высокогорный ботанический поход на восток от Гузерипля до Эльбруса и теперь на обратном пути проверяет свои наблюдения.

В противоположность Теберде, где горный массив состоит из твердых пород и очень скалист, горы этой части Кавказского хребта сложены из мягких осадочных пород. Очертания гор волнообразны, округлы.

На юго-восточных скалистых склонах щетинится стена пихтарника и сосен — на самых каменистых осыпях.

Мягкие и пологие северо-западные склоны поросли буком березой, высокогорным кленом.

На верхней границе лиственных лесов криволесье перемежается с естественными лугами. Эти долины называются «лавинными лотками». Они очень опасны: по ним скатываются зимой и под весну гигантские нагромождения снега. Сползая, лавины во многих местах из года в год вырывают с корнем и уносят деревья, «прочесывают» лес. Так образуются естественные луга — «прочесы», которые длинными языками спускаются со склонов.

Мы едем плоскими речными террасами. На многих из них островами растут сосны. Сухолюбивая сосна привилась здесь благодаря галечнику террас. Галечник не задерживает воды и приближается по условиям питания деревьев к скалистым участкам гор. Растущий выше, на осыпях, сосняк обсеменяет террасы.

Поляны покрыты зарослями огромных лопухов и папоротников — орляка и страусового пера.

Вот и новый уруштенский лагерь. Белый, из свежего теса, дом окружен кольцом темнохвойных хребтов. Среди сини и черни пихт видны веселые светлые овалы и языки горных лугов, пламенеют костры широколиственных деревьев. Не по-осеннему горячо пригревает солнце. Но бледная голубизна неба, и блеклая зелень увядающих трав, и шорох, и звон облетающих листьев — это осень.

Совсем близко, на той стороне Уруштена, в черных пихтах, раздаются трубные звуки, стон и кашель ревущего оленя.

…Ночью у костра я долго беседую с Еленевским. Он известный луговед и по праву должен считаться первым советским поймоведом.

Ричард Аполлинариевич прожил до революции тяжелую жизнь. Он был беспризорником. От «золотого детства», которое он провел в чужой семье, воспитывавшей за деньги безродных детей, у него остались следы страшных ожогов на спине, искривленный позвоночник и полупарализованная правая рука.

Подростком он бежал из этой семьи и стал бродяжить. Но талантливый от природы, преодолев огромные трудности, он сдал экстерном экзамен за среднюю школу и окончил университет. Жестокое прошлое закалило волю ученого. И сейчас, когда Ричард Аполлинариевич неторопливо, вполголоса, чтобы не разбудить спящих, рассказывает о своих наблюдениях и планах, в глубокой складке, идущей к переносью, в сосредоточенном блеске глаз, в выражении его орлиного худощавого лица с седоватыми подстриженными усами видна эта железная воля, и знаешь, что твой собеседник не бросает слов на ветер.

Ричард Аполлинариевич говорит:

— Дело всей моей научной жизни — показать целостную картину смены ландшафтов с запада на восток. Первая ступень этой работы — высокогорные ландшафты Евразии от Атлантического океана до Великого, вторая ступень — изучение альпийского ландшафта в мировом масштабе. Звенья, «позвонки» Западного Кавказа мне ясны, но недостает «костей» для восстановления всего «скелета»: надо проследить смену ландшафтов еще со стороны Закавказья, Азербайджана.

Жизнь слишком коротка. Надо работать неустанно. Я уже немолодой человек и должен завершить работу в сжатые сроки. Я обследовал Камчатку, Дальний Восток, Саяны, Тянь-Шань, Алтай, Кавказ, Памир.