Избранное - [6]

Но есть еще один сюжетный слой в этом романе, снимающий метафизичность носсаковского «двоемирия». Предуведомление к нему говорит нам, что он представляет собой как бы поток смятенных мыслей человека, который в бессонную ночь продумывает свою жизнь, разделившись на разные живущие в нем роли; он сможет обрести покой только тогда, когда оправдает себя, по «спираль его мыслей» постоянно «выбрасывает» его в бессонницу: «Может быть, человек в результате прекратит борьбу и, зябко ежась, встанет у окна. На улице уже светает, защебетали птицы». Эти слова можно трактовать как «оппортунизм», а можно и как возвращение к жизни.

Вслед за «Спиралью» Носсак сравнительно скоро выпустил в свет еще два романа — «Младший брат» (1958) и «После последнего восстания» (1961). Это были попытки развить тот же комплекс идей, но на более широком фоне реальной жизни. В первом главное лицо — инженер, вернувшийся на родину из Бразилии, во втором — проститутка, умирающая на больничной койке. Однако, чем шире сюжетная канва захватывала жизненный материал, тем труднее было показать и объяснить его с некоей «интеллектуально-символической» точки зрения. Переусложненные, далекие от реальных проблем романы эти не принесли Носсаку славы; «Спираль», напротив, была широко замечена и имела больший успех, чем, например, роман «Не позднее ноября» (1955), ближе стоящий к проблемам действительности. Объяснять это надо не только виртуозным композиционным и стилистическим мастерством, с которым написана эта книга, но и ее главной, исходной мыслью — неприятием буржуазной повседневности. В обстановке рекламного «экономического чуда», в которой «Спираль» вышла в свет, эта книга звучала как протест против реставрационной политики и погони за обогащением, против бесчеловечной буржуазной морали. Эти критические мотивы, даже утопленные в метафизике и сознании бесцельности борьбы, воспринимались как вызов, как протест.

В 60-е годы эта сторона творчества Г. Э. Носсака стала заметнее. Он много работает, выпуская одну за другой книги, весьма разные по своему построению и сюжетам, — рассказы, романы, пьесы, сборники статей. Его начинают широко обсуждать в текущей критике; он получает наиболее авторитетные в стране литературные премии (имени Бюхнера, 1961, имени Раабе, 1963). Повесть «Завещание Луция Эврина» была названа в печати «художественно наиболее удачным произведением, которое Ганс Эрих Носсак написал по сей день»

Повесть «Завещание Луция Эврина», вышедшая с пометкой «написано в 1963 году», стилизована под завещание римского патриция, жившего в конце II века нашей эры, которое было составлено им перед тем, как он совершил самоубийство. Непосредственной причиной самоубийства стало непереносимое для него известие о том, что его жена приняла христианство, с распространением которого сам Эврин, приближенный императора, борется всеми доступными ему средствами. Подлинная причина самоубийства лежит глубже, в осознании им неизбежности грядущей победы сторонников христианства. Носсака в этой повести, как и в большинстве других книг, меньше всего занимают вопросы религии. Христиане (именуемые Эврином «безбожниками»), так же как и сторонники традиционной римской религии (именуемые их противниками «язычниками»), — это всего лишь обозначения для борющихся партий и исторических тенденций на рубеже двух эпох. Луций Эврин, старающийся бороться с христианством более искусно, чем его грубые предшественники, — то есть не устрашающими репрессиями, которые превращают их в мучеников, а по возможности мягкими мерами, — видит бесплодность своих усилий. Убедившись в неизбежном крахе Римской империи, которой он служит, и по-прежнему не приемля христианского учения о равенстве, которое пугает его, но за которым, как он понимает, будущее, он кончает жизнь самоубийством, видя в «добровольной смерти одиночки» единственно возможный способ «признания жизни».

Сопоставление нашего времени с эпохой гибели Римской империи можно найти у многих современных буржуазных писателей и философов. А. Андерш, например, в известном письме К. Симонову прямо называл буржуазный Запад погрязшим в пороках и обреченным Римом, а социалистическое общество — провозвестником новой эры[17]. Носсак привнес в эту символику свои любимые мотивы, в том числе и мотив самоубийства, как жизнеутверждающего акта, — ибо его герою, лишенному опоры в реальной жизни и надежды, если он будет додумывать логику своего поведения до конца, не остается другого выхода.

Логика эта отступает на второй план в романе «Дело д’Артеза», опубликованном в 1968 году, наиболее значительном произведении Носсака, свидетельстве того подъема, который он пережил в середине 60-х годов. В этом романе Носсак в большей мере, чем в предыдущем своем творчестве, тяготеющем к символическим или условным сюжетам, подошел самым непосредственным образом к сегодняшней жизни Западной Германии и ее социальным проблемам.

* * *

По своему построению и тональности «Дело д’Артеза» — очень «носсаковская» книга, в ней можно найти многие из слов-лейтмотивов, встречавшихся и в «Спирали», и в рассказах предыдущих лет, она написана в излюбленной им монологической форме, причем, как часто бывало и раньше, представляет собой смешение документально точного «отчета» с описанием некоей мучительно разгадываемой тайны. Однако в этой книге характерные для Г. Э. Носсака приемы приобретают во многом иной смысл.