Избранное - [103]

Вечером играли в тартли с М—и. Сигареты у меня кончились. Жена Т. дала мне пачку сигарет.

18 января, четверг.

Вчера вечером в подвале было большое волнение. Выяснилось, что русские в ста пятидесяти шагах на ближайшей площади. Волнение началось еще раньше, с появлением двух немецких солдат, проломивших стену.

Вечером долго играли в карты. Я считал, что спать надо наверху, в квартире. Подвал может стать местом боя. Мы с женой долго это обсуждали, и в результате все-таки остались внизу. Около одиннадцати часов ночи со стороны площади прибыли немцы, прошли через проломанную стену в мастерскую, оттуда направились дальше; я в это время лежал в постели в убежище и их не видел. Говорят, немцев было около двадцати.

Ночью я встал, вышел в туалет. Затишье было полным, ни разрывов снарядов, ни стрельбы.

Поднялся я рано, в восемь часов, спать больше не мог. Люди говорили, что русские уже на нашей улице. Первой узнала это М., выглянув из застекленной двери. Она вбежала в убежище с криком:

— Русские здесь!

Один мужчина засомневался:

— Откуда вы знаете?

М. ответила:

— Я видела русских солдат.

— Где?

— Здесь, на нашей улице.

Мужчина все еще сомневался:

— Какие они?

М. описала их форму. Потом спохватилась:

— Да что вы с формой пристали, они же по-русски говорят.

— Значит, они на самом деле здесь, — насилу выговорил мужчина.

Я поспешно оделся, вышел на улицу к воротам. Мимо нашего дома по противоположному тротуару бежали четыре русских солдата. Кто-то оказавшийся рядом со мной поздоровался с ними. Бежавший впереди ответил на приветствие. Это был красивый молодой человек кавказского типа с черными усами. Все четверо пробежали дальше. Я с глупым видом стоял у ворот. Радовался. Я давно представлял себе первую встречу с русскими: мы бросимся друг к другу и обнимемся. Объятия не состоялись, для них требуется по меньшей мере двое. А жаль!

Ну все равно, кончилось! Конец войне, конец подвалу, молчанию, прятанью. Чему еще? Надо, чтобы наступил конец той жизни, которая длилась тысячелетие.

Мы уцелели. Случайно. Среди тысячи опасностей. И я подозреваю, что нас не масленица ждет, а новая борьба. Но бороться мы будем в более благоприятных условиях. Предстоит искоренить тот дух и дьявольские силы, которые повинны во всех наших страданиях. А они продолжают жить и действовать. Вот пример: три дня назад в подвале появился новый жилец. До сих пор мы почти не замечали его. Квартира, где он раньше жил, разрушена, наш дом приютил его. Он казался человеком тихим, замкнутым. А сейчас заговорил:

— Вчера немцы не за боеприпасами шли, они отступали дальше в Буду, а потом на Запад. Один из тех двух солдат, которые стену проломили, сказал: мы уходим временно, но еще вернемся! И это такие парни, что я им верю.

А вообще настроение в убежище странное. Несколько евреев, что прятались в подвале, и два-три порядочных венгра нерешительно ходят вверх и вниз, трусливо молчат. Они робки, вежливы, терпеливы. А контрреволюционеры, не стесняясь, высказывают свое уничтожающее мнение о происходящих событиях. Критикуют и издеваются. Позволяют себе держаться высокомерно.

Да, покоя еще не будет, борьба продолжается. Нужно постоянно быть начеку. Долго, быть может, всю жизнь.

1945

РАССКАЗЫ

Вдовы

Они сидели на узенькой скамеечке перед низким ветхим домом. В маленьком дворе кое-где торчали чахлые деревья с кривыми стволами, за ними виднелась грязная серая стена и камышовая крыша другого дома. Над ними раскинулось синее небо; раскаленное летнее солнце изливало свет и тепло — и даже улыбалось, по мнению тех, кто преуспевает в эту пору. Но вопреки всей благодати обе женщины сидели на скамеечке словно две промокшие и продрогшие серые курицы. Обе были стары, обе — вдовы и дряхлы. Мать — вдова Андраша Сёллёша, девяноста двух лет, и дочь — вдова Яноша Копа, шестидесяти лет. Обе страдали одним тяжелым недугом — прогрессирующей бедностью. Бедностью, которой когда-то предшествовало благополучие и которая поначалу была невелика, но потом все росла и росла — будто дерево или живое существо. Они часто размышляли об этой великой бедности. Как из нее выбраться? Как выбраться?.. И от этих мыслей становились угрюмыми, молчаливыми, поджимали губы, неподвижно смотрели прямо перед собой колючим, пропитанным злостью взглядом. Повседневная неуверенность в куске хлеба и вообще неопределенность всего их существования будили в старухах ни с чем не сравнимое чувство беспокойства. Их осаждали безрадостные, опротивевшие мысли, скорее, даже не мысли, а ощущения, которые беспорядочно тормошились и гудели у них в голове, будто твердые жучки с растопыренными лапками. Эти мучительные мысли разбухали, множились. Поначалу старухи терпели свои страдания с тихой покорностью, словно ждали, что это пройдет, как проходит постреливание в ушах или боль в суставах. А может, и чудо случится. Должно случиться, ведь мочи уж нет. Но конец всегда бывал один — палинка, пьяное забвение и мелочные свары.

Они сидели на солнцепеке и не разговаривали. Их чувства представляли странную смесь приятности и скорби. Им были приятны сверкающая голубизна чистого неба, потоки солнечного тепла, которое ласкало их иссохшие руки и голые ступни, впрочем, уже давал о себе знать голод. Давно перевалило за полдень, а на обед они съели только по кусочку хлеба, запив его стопкой палинки. Кроме этого, в их желудках за целый день ничего не было. Сначала палинка придала сил, но потом разморила, сделала их неразговорчивыми и терпимыми друг к другу.